Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Марат вытер платком лицо, помолчал, собираясь с мыслями. Как об этом расскажешь? Воевал, дрался, как умел, даже трудно восстановить в памяти подробности. Да, говорить об этом трудно.

Нишан-ака, сидевший в первом ряду, заметя его растерянность, сказал, желая подбодрить:

— Давай рассказывай-ка о себе. Послушать тебя все хотят. Не к чужим ты приехал, на родную землю ступил.

И Марат понял, что собравшиеся хотят услышать, конечно, не только о его личном подвиге, а и о том, как дерутся с врагом их земляки.

Больше часа выступал Марат.

Потом кто-то спросил:

— Тут у нас слушок прошел: дескать, германец так силен, что не сегодня-завтра в Ташкент придет. Правда ли это?

— Об этом же меня спрашивали мои махаллинцы, — сказал Марат. — Что вам сказать? Враг перед нами серьезный. Но и мы не лыком шиты. Мы уже гоним его с нашей земли. И Ташкента ему никогда не видать. Не верьте, друзья, подобным слухам. Их распространяют враги наши и трусы…

— Слова истинного джигита! — воскликнул Нишан-ака и захлопал в ладоши.

Зал взорвался аплодисментами. Сквозь них доносились выкрики:

— Слава героям!

— Баракалла, Саидбеков! Живи долго!

— Спасибо отцу, вырастившему такого сына!

Марат на могиле отца поставил мраморный обелиск, на котором было написано: «Хумаюн Саидбеков. 1892—1943». Что еще мог сделать теперь Марат для отца?

На следующий день Марат, взял с собой мать и сестру, отправился в Шахрисябз — в город, где отец работал.

Встретили их друзья отца. Большинство из них Марату были знакомы по рассказам матери и Барчин. Он знал, что этот высокий, чуть сутуловатый человек с поседевшими висками — секретарь райкома, а эта девушка в золотистом атласном платье, с нежным, как персик, лицом и черными косами, собранными в тяжелый узел, и есть та самая Дильбар, о которой столько рассказывала сестра.

Секретарь райкома хотел увезти гостей к себе, но Марат попросил поселить их в доме, где совсем недавно жили его родители.

Марат полагал, что двух дней будет достаточно, чтобы ознакомиться с городом. Секретарь райкома поручил Дильбар сопровождать его повсюду. Они ходили по городу, ездили в колхозы, но Дильбар не успела за два дня показать всего, что сделано в районе Хумаюном Саидбековым. Марат был доволен, что именно эта девушка знакомит его с городом. Она умела интересно и увлеченно рассказывать. Она не только хорошо знает все, что делается у них в районе, но горячо и самозабвенно любит свой край. Слушая ее, Марат любовался ею. И если он, случалось, задерживал на ней взгляд, Дильбар краснела от смущения и умолкала.

Марат решил задержаться в Шахрисябзе еще дня на два.

Только что вернулся он, усталый, из колхоза и, пока мать хлопотала, готовя ужин, прилег на диван отдохнуть. Мать спрашивала у него, понравилась ли поездка, что говорили люди о его отце. На все ее вопросы он отвечал односложно. Лежал и все о чем-то думал. Хамида-апа даже забеспокоилась, уж не заболел ли ее сын. Но Марат вдруг спросил:

— Мама, эта самая… секретарь комсомольский, замужем?

Дрогнуло сердце, она внимательно посмотрела на сына.

— Ты про Дильбар? Вы же весь день вместе были — спросил бы.

— Неловко. Несколько раз порывался спросить, но боязно как-то…

Хамидахон-апа улыбнулась.

— Тоже мне герой! Что подумает о тебе девушка, если об этом узнает?

— Ну, так она замужем или нет?

— Она же совсем молода, сынок. Не замужем еще.

— Сколько же ей?

— Еще девятнадцати нет. Подружка Барчин. Очень воспитанная, умная девушка.

— Не была бы умной, разве смогла бы руководить комсомольцами всего района? А это правда, что Эркин ее брат? А то наши девушки имеют обыкновение иногда кавалеров выдавать за братьев.

— Эркинджан брат Дильбар. Бедняжка, вернулся с фронта раненый. Образованный парень. Сейчас директором школы работает.

Грустно было Марату в последний день пребывания в Шахрисябзе. Утром встал он поздно. Умылся, побрился и опять уединился в своей комнате, делая вид, что просматривает газеты. В доме было тихо. Барчин рано убежала к подружкам прощаться. Солнце уже подбиралось к зениту, когда вновь услышал он ее звонкий голос. Марат, посмотрев в окно, увидел, что она пришла не одна, а с Дильбар.

Тотчас из кухни раздался голос матери:

— Ай, девочки, помогите-ка мне нарезать морковь для плова! Одной мне не управиться.

Марат отложил газету и стал прислушиваться. Из кухни доносились невнятные голоса. Марат приоткрыл дверь… Через некоторое время Хамида-апа сказала дочери:

— Сбегай-ка за Айша-буви. У нее рука легкая, пусть она заложит в казан рис.

Барчин побежала к соседям.

— Дильбархон, миленькая моя, занесите-ка вот этот чайник Марату. Совсем забыла — он ведь с утра чай не пил.

Марат машинально одернул гимнастерку, застегнул верхнюю пуговицу на вороте, взглянул на грудь, словно проверяя, все ли ордена на месте.

Дильбар взяла чайник, пиалу и вошла в комнату Марата.

Через минуту на кухню впорхнула Барчин.

— А где Дильбар? — удивилась она и тут же хотела было кинуться в комнату брата.

Но мать остановила ее.

— Посиди тут, — сказала она шепотом. — Режь морковь.

Барчин улыбнулась и занялась делом. Она все поняла.

Дильбар, поставив на стол чайник и пиалу, повернулась, чтобы уйти.

— Посидите немножко, Дильбархон. Попьем чаю, — сказал Марат.

— Спасибо, я уже пила.

— Тогда посидите просто так.

Марат встал и плотно закрыл дверь. Дильбар посмотрела в глаза Марату, ничего не понимая. Села на стул.

Марат сел напротив нее, положив руку на стол и барабаня по нему пальцами. Дильбар вспомнила, что и отец его имел обыкновение постукивать пальцами по столу, если нервничал, и улыбнулась.

— Вы хотели мне что-то сказать? — спросила она, когда их молчание слишком затянулось. Сама налила в пиалу чаю и протянула ему.

— Спасибо, — сказал Марат. — Сегодня вечером мы уезжаем…

— Я знаю об этом, — сказала Дильбар, чувствуя, как волнение Марата постепенно передается ей. Подумав, добавила: — Очень жаль.

— В Ташкенте я буду недолго. И все же хотел бы, чтобы вы погостили там у нас два-три дня…

— Не могу, я же работаю…

— Я договорюсь.

— Нет, нет, не надо!

— Ну что ж, Дильбархон, я всегда буду помнить дни, которые провел с вами. Пожалуйста, и вы не забывайте их, хорошо?

Дильбар кивнула и склонила голову, чтобы он не заметил, как она покраснела.

Марат снял с руки часы, положил на стол перед девушкой.

— Эти часы побывали со мной в окопах и блиндажах, они все еще хранят запах пороха. Но все равно ходят. Очень точно ходят. Пусть они останутся у вас…

— Зачем? — удивилась Дильбар, устремив на него растерянный взгляд.

— Ведь у нашего народа существует старый обычай: уходя, оставлять у… близкого человека какую-нибудь вещь. Тогда, говорят, эти люди непременно встретятся. Возьмите их, Дильбар. Я хочу надеяться, что мы еще увидимся… Вы будете меня ждать?