Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— А мы как же?! — воскликнула Мазлума.

— Ко мне никто не подкопается. Я не такой дурак. Советовал ему, поучал, говорил: «Будь осторожен». Не послушался. Совал в рот сразу пять пальцев, глупец! Даже ворона учит своего птенца: «Раз клюнь, три раза оглянись». А Талибходжа три раза клевал и только раз оглядывался.

Слова мужа несколько успокоили Мазлуму-хола, она с облегчением вздохнула.

Муж забросил под язык щепотку насвая и продолжал:

— Если встретишься с женой дегреза Мирюсуфа, скажи: дескать, Кари-ака очень гневаются на этого негодника Талиба, правильно сделали, что его арестовали, — проучить надо. Теперь Кари-ака, мол, беспокоится, как бы чужая грязь к нему не прилипла. Поняла? Пусть передаст эти слова своему сынку. Хотя нам бояться-то его нечего. Скорее он нас должен бояться. Мы хорошо знаем, что это за личность Арслан. Он не имеет права занимать такой высокий пост. Если он начнет и под меня подкапываться, я разоблачу его. Нам известно, как он во время войны от службы отделался… А его шурин, секретарь горкома Марат Саидбеков, сейчас как раз зуб на него имеет, того и гляди шкуру с него сдерет. Ульмасбаев, видно, и сам это чувствует. Если бы его кресло не было так шатко, не побоялся бы рекомендовать меня на хорошую работу. Похоже, он непрочно себя чувствует, жена! Поэтому, думаю, он сейчас и не пикнет. Будет себе работать спокойненько, будто ни о чем не ведая. Нынешние руководители такие — только о своем благополучии пекутся. Это, пожалуй, и к лучшему. Как говорится, нет худа без добра…

Однако прошло несколько дней, и ревизоры, представители народного контроля, пожаловали на склад, которым заведовал Мусават Кари. И Кари, как говорится, забегал, подобно курице с обожженными лапками.

Об этом Арслану подробно рассказал заведующий отделом торговли райисполкома. И спустя каких-нибудь полчаса после их разговора зазвонил телефон. Арслан снял трубку и сразу узнал голос Марата Саидбекова.

— Здравствуйте, Марат-ака, — ответил Арслан на приветствие. — Все ли дома благополучно?

— У нас-то благополучно. А вот у тебя, братец, не все благополучно, — сказал Марат и, помолчав, добавил: — До нас дошли слухи, что ты семейственность, понимаешь, развел…

— Не понимаю, Марат-ака, какую семейственность?

— Да вот рассовал по некоторым торговым точкам своих родственников, а они попадаются с поличным.

— Да нет же, Марат-ака, это недоразумение. Никаких родственников я никуда не рассовывал…

— Что ж, проверим.

В трубке послышались короткие гудки.

Арслан был ошарашен. Несколько мгновений он еще сидел неподвижно, прижимая трубку к уху. Не заметил, как в кабинет вошла Зейтуна. Положив трубку, Арслан вопросительно взглянул на нее, а в ушах все еще звучал холодный голос секретаря горкома.

— Пришел тот самый дядечка… низкого роста, — смущенно доложила Зейтуна, заметив, что ее начальник не в себе. — Говорит, что у него срочное дело…

— Мусават Кари, что ли? Зови, черт его дери!

Зейтуна, не привыкшая видеть своего начальника в таком гневе, быстро вышла из кабинета.

— Ассалам алейкум! — произнес Мусават Кари и осторожно прикрыл обе створки двери. Проворно подскочив к Арслану, пожал ему руку, которую тот протянул, не глядя на него, скорее просто из приличия. — Куда ступила наша нога, пусть не ступит туда беда!

— Ну? Что скажете? — Арслан в упор смотрел на него, с трудом сдерживая гнев.

— Как живете? Здоровы ли мать, сестры?

— Здоровы. Вашими молитвами… Выкладывайте, что привело вас ко мне.

— О, дорогой Арслан, на нашу голову напасть свалилась. В мой склад пришла комиссия… Скверно получается… — затараторил Кари, беспокойно шаря по столу глазами.

— Ну и что же, что комиссия?

— Вот это интересно! Зачем она на складе? Ей нечего там делать.

— Пусть проверяют. Если честно работали, вам нечего бояться.

— Находят… — Кари двинул головой, будто в горле у него что-то застряло. — Ревизоры, они такой народ — ничему не верят. Они придираются ко мне…

— Ступайте и не отрывайте меня от работы! — вспылил Арслан. — Вы у них сестер, что ли, украли, чтобы им к вам придираться?!

— Сейчас не время нервничать и пререкаться. Во гневе ум покидает, — спокойно сказал Мусават Кари, поразительно владевший собой. — Арсланджан, заклинаю вас, позвоните по телефону, чтобы прекратили ревизию, ушли со склада. Или пусть меня сейчас же переводят на другую базу…

— Ступайте вон! — процедил Арслан, сжимая кулаки.

— Это вы мне?

— Вам! И чтобы ноги вашей здесь больше не было!

Мусават Кари попятился к двери.

— Мы еще посмотрим! Только твоей ноги тоже здесь не будет! Выскочка! — взвизгнул он, брызжа слюной, и, видя, что Арслан вскочил, кинулся прочь.

Зейтуна вошла в кабинет.

— Что с вами, Арслан-ака? Успокойтесь! Разве можно так нервничать?

Она налила в стакан воды, дала ему напиться. Арслан поблагодарил ее, сел на место и обхватил руками голову.

— Принести вам чаю? Только что заварила, — сказала Зейтуна.

— Спасибо, не хочется. В приемной есть люди?

— Нет никого.

— Тогда, с вашего разрешения, я сейчас уйду. Голова разболелась.

— Я разрешаю, — улыбнулась Зейтуна. — Может, вам таблетку дать?

— Не надо. Если спросят — я дома. До свидания.

Придя домой, Арслан открыл сервант, взял начатую бутылку коньяку, наполнил рюмку и выпил ее. Голова была тяжелой, как от угара. После перепалки с Кари будто свинцом налилась.

Арслан лег на диван не раздеваясь. Окажись сейчас Барчин дома, забеспокоилась бы: «Вот выпейте-ка крепкого чая с медом. Может, сбегать в аптеку?..» Но тихо в доме, пусто. На подоконниках, на полках с книгами, на полированном столе слой пыли. В груди у Арслана заныло, горло будто перехватило железным обручем. Но некому пожаловаться на свою боль. И никого нет, кто бы ему посочувствовал… За окном шелестит листва деревьев, а ему кажется — это Барчин ходит по комнате, тихо ступает, чтобы не разбудить его. И он не открывает глаза, чтобы не разрушить мираж… Не заметил, как уснул. А проснувшись, решил, что уже утро. Подошел к окну. Огни ярко освещали город. Взглянул на часы — десять. Э-ге, ночь-то только начинается. Надо же, он совсем выбит из колеи! Была бы Барчин, разве такое случилось бы! Эх, Барчин, Барчин…

Арслан умылся, переоделся в пижаму. Поставил на плиту чая. Сварил пельмени, купленные еще позавчера, поел, почитал книгу. Потом быстро подошел к письменному столу и включил настольную лампу с голубым абажуром. Долго сидел неподвижно, глядя на белый лист бумаги. Потом начал быстро и нервно писать: