Мирмухсин - Чаткальский тигр

— Добро пожаловать, дорогой наш поэт-аксакал! — приветствовал его Караджан.

— А-а, салам, салам! Как поживаете, укаджан? — обрадовался Амир Равнак встрече и сердечно потряс ему руку. — Все ли в порядке дома? Здорова ли ваша матушка?

— Благодарю. Мы часто говорим о вас. Как себя чувствует Файзулла Ахмедович?

— Не спрашивайте, дорогой. Наш божа не желал почивать на лаврах пенсионера, хотел в меру сил поработать, но собственный сын подкосил его. Наш божа теперь если день здоров, то два болеет. Сидит дома, никуда не выходя. Но все еще надеется вернуться сюда, на стройку.

— Пусть скорее возвращается. Нам Файзуллы Ахмедовича здорово не хватает. Давно собираюсь проведать его, да некогда. В выходные дни приходится возиться с этой машиной, — Караджан кивнул на громадой возвышающийся в стороне «БелАЗ». — Где надо подвинтить, где подтянуть… Ведь техника и та устает…

— Труд, большой ли, малый ли, одинаково почетен. Надо работать. Вы плотину воздвигаете не словами, как некоторые, а делом!

— Тружусь, как умею, — сказал Караджан и невольно посмотрел на свои руки, в которые въелось машинное масло.

— Мы постараемся в стихах воспеть тех, у кого на руках мозоли! О батырах-созидателях еще наш великий Алишер Навои сказал:

Вот что значит истинный поэт, — он прямо в наш сегодняшний день глядел! Только таких вот «БелАЗов» — палванов не хватает в его газелях. Прославлять эту технику и батыров, которые на ней работают, он предоставил нам. И мы это сделаем! Обещаю!

— Хорошо, если все это вас вдохновляет!

— Когда настроение хорошее, вдохновение приходит быстро. А если оно не приходит, я спешу сюда, к вам!

— Вы давно у нас не были, — заметил Караджан.

— Я, мой дорогой, побывал в Армении. На юбилее их национального поэта Саят-Нова. Позавчера вернулся… Объездил их край, налюбовался их красотами. Посмотрел священный монастырь Эчмиадзин, где, по преданию, состоялось явление народу спустившегося с неба Моисея. Видел статуи богинь Гегарт и Гарни, воздвигнутые среди гор!.. Побывал на знаменитом озере Севан, как две капли похожем на наше Чарвакское водохранилище. А в Ереване посетил древнюю библиотеку — Матенадаран… Э-э, мой дорогой, много чего могу порассказать вам, если нам удастся посидеть вместе…

— Почему же не удастся? Я надеюсь, вы несколько дней погостите у нас, домулла.

— Я хочу встретиться и с вашим тестем Милтикбаем. Он замечательный человек! — проговорил Амир Равнак и спохватился: — Простите, что я своей болтовней отнимаю у вас время. Ступайте и занимайтесь своим делом, я тоже займусь своим. Покручусь тут малость, понаблюдаю…

— Ваша невестка Гулгун дома, — сказал Караджан. — Ступайте к нам и отдохните с дороги, а я приду часов в пять.

— Конечно, конечно. Пока я не выпью пиалушку чаю, заваренного моей любимой дочерью Гулгунхон и не благословлю ее, не уеду отсюда!

— Благодарю вас, — сказал Караджан и обратился к Никаноренко: — Показывай, прораб, где мне выгрузиться.

— Где вам удобнее, Караджан Мингбаевич! — смутился прораб.

— Ты сейчас за начальника, так что выполняй свои обязанности! Показывай!

Никаноренко засмеялся и указал место, где Караджану ссыпать груз.

Караджан разгрузился и, на ходу опуская кузов, вырулил на дорогу. И чуть не смял вынырнувший из-за скрепера прямо ему под колеса газик. От резкого торможения тяжелый кузов с грохотом улегся на место. Караджан распахнул дверцу и обругал как следует незадачливого водителя. Газик дал задний ход, из кабины вылез смущенный Шишкин.

— Такого красноречия я у тебя еще не замечал, — сказал он, переводя дыхание.

Караджан смягчился. Смеясь, спрыгнул на землю. Они поздоровались за руку.

— Я за тобой, — сказал Шишкин. — Тебя срочно вызывает Садовников.

— Я же на работе, у меня план, — попробовал возразить Караджан.

— Велено, чтобы бросил все и к нему…

— К добру ли?

— Думаю, да. Там обо всем узнаешь.

Садовников встал. Пошел навстречу Караджану, пожал ему руку. Затем предложил сесть в кресло. Шишкин расположился напротив Караджана по другую сторону длинного полированного стола, приставленного торцом к письменному столу.

Георгий Исаевич вернулся на место, налил в пиалу горячего зеленого чаю и, протянув Караджану, сказал:

— Вам предстоит поехать в Ташкент, Караджан Мингбаевич. В Центральный Комитет партии.

— Зачем? — вырвалось у Караджана, от неожиданности он даже привстал. Чего угодно мог ожидать он, только не это.

Садовников улыбнулся:

— Думаю, с вами хотят побеседовать относительно ремонта Чартакской плотины.

— Но Киемходжа Хазратович эту плотину знает куда лучше меня, — заметил Караджан не без желчи.

Шишкин поморщился, его покоробил плохо завуалированный упрек, и, поигрывая карандашом, он сказал:

— Когда спросили у нас, мы порекомендовали тебя как одного из лучших специалистов. А Хазратов… Хазратов болен. Он в больнице.

Караджан усмехнулся. «Прежде воры и мошенники, когда им угрожала расправа, бежали в мечеть, ибо в «божьем доме» не дозволялось нападать на человека и бить его, — подумал он. — А сейчас те, кто провинился и ждут справедливого возмездия, бегут в больницу, ибо знают, что, исходя из принципов простой гуманности, врачи не позволят обидеть больного человека».

— Когда ехать? — спросил Караджан.

— Прямо сейчас, Караджан Мингбаевич, прямо сейчас, — сказал Шишкин.

— Мой шофер отвезет вас, — заметил Садовников.

Караджан, ничего не говоря, встал и направился к двери.

Гулгун удивилась раннему приходу мужа. Узнав, в чем дело, тут же принялась готовить его в дорогу. Пока он умывался, еще раз побрился, она отгладила его сорочку и брюки. Несмотря на то что на дворе стояла жара, Караджан надел костюм и повязал галстук.

Под окном раздался сигнал автомобиля. Это прислал свою машину Садовников. Караджан неловко обнял встревоженную Гулгун и вышел из дому.

Хотя известно, что начальство не жалует слишком болтливых шоферов, молодой водитель Садовникова оказался весьма разговорчивым. Один за другим он выложил Караджану уйму анекдотов и сам же громко смеялся. Но его попутчик был погружен в раздумья, помалкивал, а если отвечал, то односложно, и разговор постепенно угас. Хорошее настроение Садовникова и Шишкина конечно же передалось и Караджану, но тревога тем не менее не покидала его. Из разговора с Садовниковым и Шишкиным он сделал вывод, что в Хазратове они наконец разобрались. Мысль об этом успокаивала, приносила такое облегчение, будто вынули из сердца занозу. Будто душу его окатил ливень, смывающий весь мусор, всю грязь, а затем озарило солнце, которое, поднявшись утром над горами, в первую очередь освещает Сиджак…