Мирмухсин - Чаткальский тигр

— Я всегда мечтал о друзьях, которые не спрашивают «куда», когда их зовешь. Идут за тобой, и все, хоть в огонь, хоть в воду, — засмеялся Киемходжа. — Но если хочешь, к Ишларбеку. Сегодня у него собираются друзья. Днем барана закололи.

— Мы с ним не настолько близки… Благодарю.

— Ты же со мной! — Киемходжа, зычно смеясь, хлопнул Караджана по плечу. — Он простецкий парень, вот увидишь… Для него самый большой праздник, когда приходят друзья.

Вечер у Караджана был свободен, и он, поколебавшись, согласился.

Ишларбек в полосатом новом халате, подпоясанном шелковым бельбагом, стоял у калитки и встречал гостей. Несмотря на яркий наряд, он показался Караджану вялым и подавленным. Глаза ввалились и были какие-то тусклые, пустые. Он проводил Киемходжу и Караджана в мехмонхану — комнату для гостей и вернулся к калитке. Один за другим приходили новые и новые гости.

Когда все собрались, Ишларбек сам подал на дастархан угощение, откупорил бутылки.

Всегда веселый и речистый, Ишларбек сегодня был не в настроении. Оказывая гостям внимание, он улыбался, но улыбка казалась неестественной. Вместе со всеми одну за другой выпил две пиалы водки, закусил. Потом встал и удалился в другую комнату. Вышел оттуда еще более мрачным.

Изрядно захмелевшие гости громко разговаривали, хохотали, пели песни. А хозяин только изредка вставлял слово. Было видно, что он сидит как на иголках. То и дело спохватывался и опять уходил в соседнюю комнату, плотно прикрывая за собой дверь.

Он вынес подушки и предложил гостям, потому что сидящим на полу иногда хочется вытянуть ноги и облокотиться о что-нибудь. Подсел к дастархану, просил угощаться, разливал водку. Но и в его позе, и в лице читалось какое-то напряжение, тревога. Он то и дело вздрагивал и смотрел на плотно закрытую дверь. Никто этого не замечал…

Гости разошлись после полуночи.

А назавтра стало известно, что в то время, когда они сидели у Ишларбека в мехмонхане, в соседней комнате умирала его мать. И когда она распрощалась с этим миром, он подвязал ей платком подбородок, накрыл лицо марлей и, выйдя к разгулявшимся гостям, подсел к дастархану.

Прослышав об этом, Караджан примчался к Сапчабашеву. Его дом уже был полон людей. Покойницу собрали, как полагается по обычаю, и повезли в Ташкент. Ее предали той земле, на которой она жила и состарилась.

На похоронах присутствовали все, кто накануне пировал в доме Сапчабашева. Караджану хотелось подойти к Ишларбеку и отчитать как следует, но вид у него был пришибленный и до того несчастный, что поневоле вызывал жалость. И Караджан лишь выразил свое соболезнование, стараясь не встречаться с ним глазами. Было такое ощущение, что этот человек вынудил его стать соучастником какого-то неблаговидного дела.

Сапчабашев организовал роскошные поминки по усопшей. Все комнаты его огромного дома были заполнены людьми. «Никто не заметит отсутствия одного человека», — решил Караджан и незаметно направился со двора. Но едва вышел из калитки на улицу, где среди автомобилей, прижавшихся к обочине, стоял его газик, подошел Хазратов.

— Уезжаешь?

— До конца смены надо побывать на плотине…

— Я с тобой.

Они сели в машину. Караджан включил мотор.

— Какой парень, какой парень, — закачал головой Хазратов. — Зо-ло-той. Ради друзей ничего не пожалеет…

— Всему мера должна быть, — буркнул Караджан, трогая машину с места.

— Мы явились в этот мир не богатства ради, а приобрести друзей. Что поделаешь, знать, у него судьба такая, аллах призвал его матушку как раз в такой день, когда…

— Он не должен был скрывать от нас этого! — резко сказал Караджан, на скулах у него вздулись желваки.

— Не хотел испортить вечер.

— Это же мерзость! — вскрикнул Караджан, на секунду выпустив из рук баранку. — Только подумай! Накрыть лицо матери марлей и продолжать пир!..

— Мы, ташкентские, все такие гостеприимные… — сказал Хазратов, все более хмурясь.

— Провались они, такие люди, и их гостеприимство!

Хазратов резко отворил дверцу:

— Останови, я выйду.

— Раздумал ехать?

— Зайду домой, проведаю Гульбадан.

— Я подвезу.

— Не стоит. Тут недалеко.

— Как хочешь. — Караджан поддал газу, чтобы успеть пересечь перекресток, пока не загорелся красный свет, и, подрулив к обочине, остановил машину.

Хазратов резко захлопнул дверцу и зашагал по тротуару не оглядываясь.

Караджан ушел с поминок, рассчитывая заехать на несколько минут к Гулгун. Хазратов увязался очень некстати и, расстроив его планы, раздражал своим разговором. Караджану хотелось только молчать и не думать даже об Ишларбеке, не вызывавшем в нем ничего, кроме чувства досады. Теперь, оставшись один, Караджан беспокоился, застанет ли Гулгун, если зайдет к Музаффаровым, и как хозяева к этому отнесутся. С этими мыслями он уже выехал за окраину города. И вдруг, решившись, круто развернул машину и поехал обратно. Все больше и больше волновала его предстоящая встреча с Гулгун.

С тех пор как Хазратов начал работать в Чарваке, с Кимсанхон он виделся всего три или четыре раза. Хотя он по-прежнему называл ее своею сладкою Обакихон, мимолетные встречи с нею теперь не доставляли ему былого удовольствия. Под теми или иными предлогами она уклонялась от свиданий. А если они и бывали, замечал, что она тяготится его присутствием, думает о чем-то постороннем и всегда куда-то спешит.

Полгода назад она сказала Киемходже, что решила выйти замуж. Он засмеялся и отделался шуткой: то ли не принял всерьез ее признания, то ли был уверен, что в любом случае их отношения изменятся мало.

Изменилось, однако, многое. Обзаведясь мужем, Кимсанхон стала избегать Киемходжу, этим немало его озадачив. Он готов был голову отдать под заклад, что Обакихон не может любить такого человека, как ее Каризода. Что она в нем нашла?

Стоило Киемходже вспомнить Обакихон, и сердце замирало. Хотелось, бросив все, помчаться в Ташкент. Если бы не этот чертов Каризода, он бы так и делал…

Все еще на что-то надеясь, Хазратов время от времени посылал Обакихон подарки. Благо, работа Ишларбека связана с частыми поездками в Ташкент и ему можно доверять поручения такого деликатного свойства…

Обычно Ишларбек звонил Кимсанхон по телефону и сообщал, что привез для нее кое-что из Чарвака. Она приезжала в такси. Жена Ишларбека, зная, что это близкая знакомая начальника ее мужа, всегда обходилась с ней приветливо, приглашала к накрытому столу. Попив чаю, Кимсанхон брала подарки и удалялась.

Сегодня Ишларбек сам открыл калитку. Сделал знак, чтобы она следовала за ним, и направился в подвал. Плавно ступая по ступенькам, Кимсанхон спустилась в подвал. Здесь было сумеречно и прохладно. Ишларбек включил свет. Взяв Кимсанхон за руки, осторожно усадил ее на огромный диван, покрытый красным плюшевым ковром. Она с удивлением оглядывала кирпичные стены и своды: этот просторный подвал походил на средневековый замок. Под потолком на жердях висели вялые кисти прошлогоднего винограда, покрытые пылью. Привстав на цыпочки, Ишларбек снял большую кисть и, ополоснув ее в ведре, положил на ладони Кимсанхон. Она стала есть, отрывая по одной ягодке, и с интересом оглядывалась вокруг. Подвал был набит добром. На стенах висят огромные круги казы — колбасы из конины. В нишах подвешены оплетенные травой крупные дыни-киркма, источающие нежнейший запах. Около стен — ящики, полные яблок. В других ящиках тускло мерцают бутылки с коньяком и водкой. На полках — емкие стеклянные банки с медом или топленым бараньим жиром. Кимсанхон никогда прежде не видела такого обилия отборных продуктов. Вот что значит хороший хозяин. Его жена за ним небось как за каменной стеной.