Мирмухсин - Чаткальский тигр

ПЕРВЫЙ ЭКЗАМЕН

Странно устроен человек. Иногда как чуда ожидает исполнения какого-то желания. Кажется, если оно исполнится, он будет самым счастливым на свете. Но стоит мечтам стать реальностью, возникает ощущение, что ничего особенного и не произошло. Все так и должно быть. И удивляться тут нечему. Приятно, конечно, но не плясать же, идя по улице…

Сегодня Гулгун получила «хор» по химии. Выйдя из аудитории, она протиснулась сквозь толпу приникших к двери абитуриентов и оказалась в объятиях Таманно и Тасанно. Они пришли вместе с Гулгун и, пока она сдавала свой первый экзамен, то прогуливались по институтскому парку, то ходили взад-вперед по коридору, от волнения не находя себе места. По сияющему лицу Гулгун девушки поняли, что она сдала экзамен, и без расспросов кинулись поздравлять. Те, кому еще предстояло зайти в эту аудиторию, смотрели на нее с восхищением и немножечко с завистью. Спрашивали, строги ли экзаменаторы, какие вопросы ей попались, что получила, есть ли возможность пользоваться шпаргалками. Гулгун не успевала отвечать. Таманно и Тасанно подхватили ее с обеих сторон под руки и потащили на улицу, где ярко сияло солнце, легкий ветерок шелестел листвой, в кронах деревьев громко щебетали птицы.

— Рассказывай, — велела Таманно, когда они медленно направились по тротуару.

— Что рассказывать… — пожала плечами Гулгун и смущенно улыбнулась. — Ой, девочки, когда шла на экзамен, думала, ни за что не сдам эту мудреную химию. И вдруг «хор»!

— Поздравляем, поздравляем, — сказали Таманно и Тасанно и поцеловали ее одна в правую щеку, другая в левую.

А Гулгун вдруг взгрустнулось. Радость первых минут сменилась легким разочарованием. «Стоило еще чуть-чуть постараться, и, может, получила бы пятерку», — подумала Гулгун, а вслух сказала:

— Спасибо вам, девочки. Вы мне столько помогли. Я бы без вас не смогла подготовиться…

Подружки привели Гулгун в сквер. Зашли в кафе-мороженое, расположенное на круглом пятачке под брезентовым тентом, и заняли столик.

— Твой первый успех полагается обмыть! — сказала Таманно и принесла по порции пломбира и бокалу шампанского, в котором плясали пузырьки.

Сестры были приглашены куда-то в гости. Они звали с собой Гулгун, но она, сославшись на усталость, отказалась. Все предыдущие дни она ни разу не выспалась. И сейчас ей больше всего хотелось прийти поскорее домой, упасть на кушетку и всласть поспать. Сегодня можно это себе позволить. А там опять — сидеть до глубокой ночи, готовиться к экзаменам по физике и литературе…

Но, оставшись одна, Гулгун решила погулять по тенистым и тихим аллеям сквера. Прохладный ветерок снимал усталость. В кустах ссорились воробьи. В воздухе мелькали золотистые пики солнечных лучей, которым удавалось пробить зеленый шатер сомкнувшихся вверху платанов. Там, где они падали, вспыхивал и пропадал яркий пятачок. Аллея была усыпана такими пятачками, словно по ней только что прошли жених с невестой, которых осыпали пригоршнями денег, чтобы они до самой старости прожили счастливо и в достатке.

Гулгун вспомнила Караджана-ака. Он знает, что у нее сегодня первый экзамен. Может, даже волнуется. Гулгун улыбнулась. Когда виделись в последний раз, обещал приехать поболеть, если удастся. Не приехал. Разве просто бросить такую работу… Интересно, почувствовал он что-нибудь, когда она, получив «хор», радостная вышла из аудитории? Конечно, должно же ему как-то передаться ее состояние. Наверное, у него вздрогнуло и сильно забилось сердце…

С того момента, как Караджан-ака остановил их машины на горной дороге, не было дня, чтобы Гулгун о нем не думала. Читает книгу — он перед глазами. Слушает вечером Тасанно, а сама думает: «Что сейчас делает Караджан-ака? Ломает голову над чертежами? Или в гостях у кого сидит? А может, обо мне вспоминает?..» И снова, в который раз, до малейших подробностей воскресает в памяти тот день, когда она поехала в Ташкент.

Хайрулло вел машину, а она и Таманно сидели на заднем сиденье. Шутили, смеялись, дружно ахали, восторгаясь картинами, которые открывались за каждым поворотом дороги. Первую остановку сделали в Ходжакенте около чайханы, расположенной под тысячелетними чинарами. Перекусили и осушили несколько чайников чаю. Амир Равнак вдруг вспомнил, что тут неподалеку находятся пещеры, в которых в незапамятные времена жили отшельники, ушедшие от мирской суеты замаливать грехи людей. Он предложил прогуляться к этим пещерам, и они всей гурьбой стали карабкаться в гору. Хайрулло взял Гулгун за руку, чтобы помочь ей. Они первыми пришли к пещерам.

Никто не догадался бы, что здесь кто-то жил, если бы не странные надписи на стенах, прочесть которые могут только специалисты. А в глубине, там, куда едва доходит свет, на стенах виднелись изображения животных. Олени, быки, барсы… Кто-то выцарапывал их на граните острым предметом. Сколько же веков назад жили эти люди, пославшие нам привет из своего далека? От рисунков веяло множеством тайн. Они долго стояли, глядя на них, и никто не произнес ни слова. Хотелось смотреть молча, как в музее…

Идти вниз было легче. У родника задержались. Умылись и напились, черпая воду ладонями.

Когда стали рассаживаться в машины, Мархаматхон сказала, что ей скучно ехать с мужчинами, которые только и знают толковать о делах. «Стоит Музаффарову и Амиру Равнаку оказаться вместе, от них и слова путного не услышишь, они только и знают философствовать да о международном положении талдычить», — посетовала она. И, забрав из «Волги» жакет и сверток с самсой, Мархаматхон пересела в «Москвич». Тут уж Гулгун с Таманно скучать ей не дали. Хайрулло даже приемник выключил, чтобы эстрадная музыка не мешала их веселому разговору.

Как только миновали местечко Дурмен, сразу почувствовали, что салон наполняется раскаленным воздухом. Дышать становилось труднее. Мархаматхон сняла жакет. Пусть их тут встречают жара, духота и пыль, все равно она радовалась, что наконец-то возвращаются в Ташкент. «Свой дом — люлька из цветов», — говорят в народе. Для тех, кто родился и вырос здесь, в целом мире не существует города прекраснее, чем Ташкент. Мархаматхон принялась рассказывать девчатам, как лет пять назад, после долгих уговоров мужа, еле-еле выбралась в Ялту. Три дня только и прожила там спокойно. А на четвертый принялась уговаривать Файзуллу Ахмедовича уехать обратно. Начала упрекать, что привез ее сюда, разлучив с домом, детьми. А через неделю уже места себе не находила, словно хворь какая нашла. Чуть не на коленях умоляла мужа поскорее отвезти ее домой. Так и не дождавшись, пока истечет срок путевки, вернулись в Ташкент — в самую знойную пору. А Мархаматхон словно ожила. Нарадоваться не могла, что наконец-то дома…