Юрий Стрехнин - Выходим на рассвете

Так, уговорив сама себя, Ольга повернула обратно. Дома она рассказала Ксении Андреевне, где была, успокоила, что Валентин Николаевич невредим, поделилась радостью, что и с Яношем ничего не случилось. А после этого, достав из сундука теткину шаль, отправилась на базар.

С базара Ольга шла довольная: в кошелке теперь лежало несколько крупных свежих сазанов, еще пошевеливающих хвостами, и она мечтала, как угостит Ваню наваристой домашней ухой, когда он придет, — а тому, что он придет скоро, может быть сегодня вечером, она верила. И думала, где бы раздобыть муки, чтобы сделать для Вани пирог с рыбой — он успел полюбить сибирские пироги.

Если бы Ольга знала, о чем в этот момент шел разговор на заседании военно-революционного штаба в Доме свободы, мысли ее не были бы такими спокойными и едва ли она надеялась бы, что скоро угостит мужа домашним пирогом.

Заседание штаба в это утро началось сразу же, как только стало известно, что белогвардейцы выбиты из своей штаб-квартиры — Коммерческого училища.

— Нам известна тактика наших ломских контрреволюционеров, — говорил Корабельников. — Они снова увели свои силы в подполье и вылезут в удобный для них, особо трудный для нас момент. Мы, к сожалению, недостаточно сделали для того, чтобы упредить их выступление. Полночи и все утро в городе шли настоящие боевые действия. Если бы не интербат, подоспевший на выручку, вряд ли мы сейчас с вами здесь заседали бы так спокойно, а скорее — не заседали бы вообще. Сегодня мы победили. Захвачено больше сорока пленных, больше сотни винтовок, много патронов. Мы потеряли девять человек убитыми… — Корабельников встал. — Первые наши жертвы в начавшейся гражданской войне. Погибли, — он взял со стола листок бумаги, — бойцы интербата Кошелев, Шишкобоев, Кацнельсон, с ними — венгерские товарищи Вижлаш, Бетлени, Ковач. И три красногвардейца — их зверски закололи в городском саду: Лукашин, Козельцов, Бабурников, из отряда кирпичного завода. Почтим память павших.

Встали все.

Через минуту Корабельников, положив листок на стол, сказал:

— Я предлагаю: всех товарищей, погибших за Советскую власть, похоронить не на кладбище, а на городской площади. И потом поставить памятник. Возражений нет? А теперь продолжим. Мятежники потеряли убитыми больше. Но это, конечно, не должно успокаивать нас. Нужны неотложные меры, чтобы предотвратить возможную новую вылазку контрреволюции. Какие будут у товарищей членов штаба предложения?

— Провести сплошную облаву по городу! Арестовать всех до одного офицеров! Главная контра — среди них!

— Всех? — Корабельников улыбнулся. — Выходит, и меня тоже? Я ведь офицерские погоны носил.

— Вас-то мы знаем!

— Ну, а кого из офицеров не знаете — те ведь тоже не все против Советской власти.

— Забрать их всех, после разберемся. Которые не виноваты — потом выпустим.

— Когда потом?

— Позвольте! — поднялся председатель губернской чека Ратман, наглухо, несмотря на теплынь, закованный в кожу, как в латы. На его худощавом, с короткой черной бородкой лице лежала заметная печать многодневного напряжения. — Позвольте! — повторил он. — Во-первых, это жандармы хватали кого попало, мы же — орган справедливой власти. Но самое главное — в городе офицеров, по последним данным, тысячи четыре. Бывших, я хочу сказать. А в белогвардейской дружине их не больше тысячи. Что ж, на каждого затаенного белогвардейца по три невиноватых офицера хватать? Не пойдет. Только новых врагов плодить. Да если бы и захотели мы такую глупость сделать — конвоиров не хватило бы.

— А что вы предлагаете? — крикнули с места. — Куда чека раньше смотрела? Почему контру не выловила?

Ратман не успел ответить. За него ответили с места:

— Чего чеку винить? Могла бы, так выловила бы! Известно, в Ломске офицерья больше, чем нас. Попробуй вычеши из них контру!

— Товарищи! — вмешался Корабельников. — Не будем тратить дорогое время на ненужные препирательства. Мы не можем одним ударом разгромить офицерскую дружину, пока она опять не выйдет на открытый бой. Поэтому нам остается одно — быть готовыми отразить ее новую вылазку. Как это обеспечить? Штыков у нас мало. Неизвестно, когда вернутся наши отряды, посланные под Мариинск и в сторону Новониколаевска. Положение на магистрали пока неопределенное. Чехи и белогвардейцы там очень активны. Вряд ли мы сумеем получить новые значительные пополнения. Все, кто сознателен, уже откликнулись. Давайте рассчитывать на те силы, что у нас есть…

После довольно долгого обсуждения штаб решил: сохранять в городе военное положение до тех пор, пока на Транссибирской магистрали идут бои с чехословацкими легионерами и белогвардейцами. По домам никого из призванных по партийной мобилизации или добровольно вступивших в ряды бойцов не отпускать. Рабочие отряды использовать главным образом для охраны важнейших объектов, для караульной службы, для патрулирования. А интернациональный батальон, как единственную регулярную часть Красной Армии в городе да и во всей губернии, пополнить коммунистами и бывалыми фронтовиками, вооружить получше, дать ему все оставшиеся в городе пулеметы, сформировать и придать полубатарею из двух трехдюймовок.

Было решено батальон, как главный резерв штаба, держать поближе к нему, расквартировав в пустующем здании гимназии близ городского сада. На всех улицах, прилегающих к центру и вокзалу, у въездов в город по предложению председателя чека решили установить скрытые наблюдательные посты. При каждом из них должны быть конные или пешие связные, которые быстро предупредят штаб, если будут замечены заговорщики. Было решено также провести обыски на квартирах ломских эсеровских и меньшевистских руководителей. Это решение принято было не без споров — кое-кто еще никак не мог привыкнуть к мысли о том, что эсеры и меньшевики скатываются на сторону контрреволюции. Но решение приняли — хоть и не единогласно, но большинством голосов: среди захваченных ночью мятежников оказались и некоторые из ломских эсеров, в том числе и такие, которые еще совсем недавно заседали в Совете и служили в его учреждениях.

Обыск дал важные результаты: в одной из квартир была найдена обширная документация подпольного центра. Из нее стало ясно, что правые эсеры уже давно готовили восстание против Советской власти в Ломске и губернии. Те эсеровские вожаки, о причастности которых к заговору неопровержимо свидетельствовали найденные документы, были тотчас же арестованы чрезвычайной комиссией. Но арестовать удалось не всех: некоторые успели скрыться раньше, чем стало ясно, что врагов Советской власти надо искать не только среди офицеров, оставшихся верными присяге царю или Временному правительству, но и среди тех, кто еще недавно ходил в революционерах.