Виктор Попов - Живая защита

— Едем, Галка! Сейчас нельзя, так после экзаменов ко мне подавайся. Проживем.

— Здесь тебе тошно? — спросила, не оторвав ладоней от лица.

— Уволился. Жить негде.

Вот это подействовало. Подошла к кровати, наклонилась, как над больным.

— Так бы и сказал. Оставайся у нас. Я поговорю с Лидией Александровной, уголок найдет.

— Жить безработным?

— Но ты же не искал. Наши мальчишки, вместе кончали десятилетку, — учениками в вагонном депо. Общежитие дали, а перейдут на самостоятельную, тогда на очередь на квартиры поставят.

Эта пилюля оказалась посерьезней, чем просто «уволился». Никакого оправдания, даже голову нечего ломать. Ничего не придумаешь в ответ. Но все равно Гришка уехал бы. Осточертели Кузнищи с этими Тузенковыми, Барумовыми.

С надеждой смотрела Галка грустными глазами. Девка вся его. Вся настолько, что трудно сказать. А он уедет… Как обычно девки говорят: обманул и уехал.

Притянул Галку, задохнулся в ее долгом тоскливом поцелуе. Не отпускал, чувствовал, что больно ей от грубых цепких рук, но она терпела, а он все ждал ее губ и просил:

— Только не обижайся, ладно? Охламонов сколько на свете, не один же я. На всех не хватит. Не обижайся, ладно?..

Вместе с Галкой пошли на вокзал. Сдать билет проще простого, но получить за него деньги… Заполните, пожалуйста бланочек. Заполнили. Предъявите, пожалуйста, паспорт. Предъявили. Ого-о-о, без прописки, так не пойдет…

— Но я только выписался, только уволился!

— Покажите, пожалуйста, трудовую книжку.

Показали. И только тогда Гришкино заявление поплыло за кассовые перегородки. Кто-то что-то написал вкось, потом родилась продолговатая квитанция, потом…

— Да ну их к черту, эти деньги! — со злостью бросил Гришка в вырезанное дугой кассовое оконце.

— Нашелся богач, — урезонила Галка. — Ты вечно недоволен.

На полученные деньги в вокзальном ресторане закатили сверкающий ужин. Галку лучше было бы не поить и из кормить. У любого пропадет аппетит, когда рядом только и шепчет:

— Ложку с вилкой не так положили… Заправку вчерашнюю кинули…

Или остановит взгляд на хлебной крошке и ни слова. Думает. Ничего не видит и не слышит. В глазах такая тоска, будто умирать собралась.

После ужина вытащили из камеры хранения чемодан и направились в девишник. Впереди — щекотливый разговор с Лидией Александровной, незнакомое начальство вагонного депо; впереди — неизвестность.

…Павел проводил спутницу до самого дома. У калитки остановились. Ему спешить некуда. Если бы не появляться в родненьком общежитии, то было бы еще лучше. Лена тоже, кажется, не очень рвалась домой. Сбегала к веранде, проверила дверь. Никого и ничего.

— Не приехал, — сказала она.

— А Ванек?

— Шалопутный наш… Давно ускакал из дома и не сказал куда. Я для него не приказ, вот если б отец прицыкнул…

— Матери тоже нет дома?

— Что вы… Уже давно нет…

— Извините…

Гудели паровозы где-то за крышами домов, вечернее небо над станцией плавало серыми облаками паровозного дыма.

— Учились в одном городе, а не знали друг друга…

— Не удивительно. Я родилась в Кузнищах, а до сих пор даже на своей улице не всех знаю.

О чем еще? Не все будет интересно. Да и настроение… только тоску нагонять.

Он пожелал спокойной ночи.

Дементьев чувствовал себя старым и одиноким. Он лежал на кровати и слушал радио. Шла передача «Встреча с песней». Высокие голоса дуэтом выводили «По Дону гуляет». Давным-давно, в студенчестве, это была любимая песня всей группы. Никто не думал, что за десятками лет забудется мелодия и неизвестные люди по радио будут устраивать встречу с давно прожитым, с таким далеким, словно этого никогда не было.

«Как я стар! — думал он. — Нет, о прошлом не жалею. Чего жалеть, жизнь получилась неплохой, достигал немалого. Удалось бы закончить этот период как надо. Совсем не о чем было бы жалеть…

Прошло столько лет… Хорошо поют. Но тогда пели проще. Хорошо, если бы однокашники услышали. Наверняка вспомнилось бы многое-многое. Это была бы действительно встреча.

Но для кого-то не встреча, а первое знакомство, кто-то лишь сейчас познает, что давным-давно тоже пели, и, может быть, душевнее и с бо́льшим смыслом.

Только-только начинает узнавать… А для меня ничего нового. Почти старик. Сколько раз утешали. Дескать, расцвет сил, зрелость энергичных людей. Чепуха! Утешения уже не действуют. Я достаточно опытен, знаю людей. Коварны люди, коварна жизнь.

Или уж очень стар? До того окостенел, что перестал понимать изгибы жизни, разучился улавливать важные моменты в настроении людей. Не потому ли провалился и а управлении дороги и в Кузнищах…»

Двадцать два часа. Закончилась музыкальная передача. Начались «Последние известия». Андрей Петрович вытянул руку, надавил на кнопку. Лампа на придвинутом к кровати венском стуле погасла. В темноте поползли по стенам светлые полоски: на дороге сновали запоздавшие автомобили. Попробовал уснуть, но сон не приходил. На душе было грустно и беспокойно.

— …Как сообщили нашему корреспонденту, Министерство путей сообщения решило перевести на электрическую тягу новые участки железных дорог…

Андрей Петрович вскочил, будто коснулся электрического провода. Бросился к телефону.

— Девушка! По срочному… Да, в городе коммутатор управления, а там квартиру мою…

Минуты не прошло, как в трубке послышался сонный голос Раисы Петровны.

— Завтра же сходи в управление. Слышишь! — приказывал он. — Узнай, Кузнищевское отделение попало в новый приказ?.. Какой, какой! Такие дела приказами оформляются, насчет электрической тяги. Надо! Вот зачем… Как узнаешь, вызывай немедленно. Это очень важно!

Кому еще позвонить? Никому! Нельзя выдавать нетерпение. Выдержка и еще раз выдержка.

Он ходил по комнате и хрустел пальцами. Не может быть, чтобы Кузнищи миновало. Важное направление железной дороги, да и очередь подошла. По другим важным линиям уже давно ревут электровозы. Неужели Кузнищи не попадут в приказ? Придерется какой-нибудь буквоед в министерстве к пустяку, недосчитает до нормы несчастного десятка миллионов тонно-километров, и полетят Кузнищи в преисподнюю.

Утром Андрей Петрович первым делом запретил Наталье Ивановне убирать контору.

— Бегом в почтовую экспедицию! — приказал он.

— Та-а-аварищ начальник, рано… Людей никогошеньки.

— Дождись, когда придут. И сразу с почтой ко мне.

Наталья Ивановна положила в сумку старую газету, проверила, есть ли авоська. Прошлый раз давали в магазине свежую рыбу. Толстая рыба, костей мало и недорогая. Взяла бы, да не во что. Когда придется идти из экспедиции, как раз откроют магазин… И пошла.