Виктор Попов - Один выстрел во время войны

— А если раньше времени снимут нас и куда-нибудь фуганут? Ты даже ручкой не помахаешь.

— Значит, так тому и быть.

Он нахмурился.

— Впустую, выходит, балакали.

Встал, стряхнул с брюк приставшие сухие крупицы земли.

Алевтина тоже встала, поправила белый платок на голове.

— Нет, не впустую. Уж если ты меня отыскал в таком многолюдье, то и я тебя везде достану.

Стиснул Никита твердую руку жены, уловил: от большого труда твердая, в мозолях вся.

— Ну, Алька, вовек не забуду! Душа ты моя — вот кто.

Выдержала она, не заревела, когда он неожиданно и для нее и для себя целовал ее руки, но как только отошел муж и перестал оглядываться, в кровь закусила губу…

Солнце уже село, работа землекопов прекращалась. Никита шел, перегруженный радостью встречи и ощущением не доведенного до конца дела. Ему казалось, что он далеко не все сказал Алевтине. Если бы выговорился до конца, то она вряд ли устояла бы, ведь он добивается вовсе не своей личной выгоды, а семейного лада. И все-таки радость не покидала его. Будет с ним она, вместе будут они, и не просто жить станут, как прежде, а по-иному, побережливее друг к другу.

Он прошел широкий и затяжной спуск к реке и начал подниматься на возвышенность. Там, в долине, с заходом солнца было намного прохладнее. И трава сочнее: свежесть ее чувствовалась в воздухе. Здесь же, на поднятом над окрестностью и приглаженном вековыми дождями и ветрами возвышении, еще стояла духота, жесткие стебли полевого свистуна мертвыми палками ударяли в сумерках по ногам, ботинки стучали по пересохшей земле, как по камню.

Никита остановился передохнуть, оглянулся из любопытства: сколько же прошел? Никогда не доводилось ему видеть такое…

Всю долину перечеркивала линия из кучерявых гнезд голубоватых дымков. Разбросанные в одном направлении, тянулись они по взгорку до бесконечно далекого, уже догоравшего в вечерней заре горизонта, словно живой след опалившего землю дневного солнца.

И в той стороне, куда направлялся Никита, уже вспыхивали желтые языки костров. Женщины стаскивали в кучи мелкий хворост из полевых бочажков, расставляли треноги, навешивали черные котлы.

— Заходи, мужичок! С нами кулешу отведай! — крикнула женщина от ближнего костра.

Ужин готовят… Засосало под ложечкой, сглотнул Никита слюну. Он с готовностью присел бы к костру, поел, но кулеш еще не готов, а ждать он не мог: путь предстоял неближний.

— Чего же ты? Не укусим, — задиристо кричала женщина.

— Самолетов боюсь, — принял ее шутку он. — Налетят, а у вас — костры. Спешу смыться.

— Им тут нечего делать.

— Спасибо.

И опять оглянулся Никита. Горят костры, степь словно начинала иную жизнь, не известную ему. Он уже улавливал дразнящий запах варева, и от этого уходящая в ночь земля становилась уютнее, роднее.

Несмотря на усталость, Дмитрий долго не мог уснуть. Он завидовал Петру, сладко посапывающему рядом, и в то же время был рад, что тот спит и поэтому не отвлекает разговорами от желанных раздумий о Тане…

«Как она там? Скоро ли они увидятся?..»

Утром у него было хорошее настроение, он еще находился во власти близких его сердцу мыслей. С явным превосходством более опытного и глубоко думающего человека посмотрел он на умывающегося Петра, похлопал его по голой спине и пошел к выемке с лопатой в руке. Он считал Федора Васильевича и Петра, самых близких ему людей на трассе, обойденными счастьем. Они не испытывают того, чем переполнен он.

Работать начал сразу, не дожидаясь друзей. Он по-прежнему думал о Тане, пытался догадаться, чем она занята сейчас. Сколько времени Дмитрий рыл землю, он не знал, но когда почувствовал, что надо перевести дыхание, увидел: рядом никого нет. Посмотрел в сторону палатки, а там собрались все рабочие и о чем-то оживленно говорили, никто не спешил к выемке.

— Собрание будет, — пояснил Петр, когда он подошел.

Действительно, вскоре появился Карунный в сопровождении незнакомого мужчины средних лет, с обветренным лицом.

— Товарищи! Наше собрание будет коротким, так что времени отнимет немного, — начал Карунный. — К нам приехал представитель Пристенского района, второй секретарь райкома партии, он же руководитель районной колонны строителей на трассе, товарищ Громов, который выступит перед вами, а пока доложу о нашей работе.

Он вынул из кармана бумажный лист, развернул его.

— О нашей выработке. Вам известно, что норма на каждого три кубометра в день. Вынуть грунт, переместить его и так далее. В первое время наш коллектив еле-еле справлялся с таким заданием. Потом — ничего, дело пошло веселее. В последующие дни, в частности за вчерашнее световое время, выработка на человека в среднем у нас достигла четырех и трех десятых кубометра. Это хорошо. Но, сами понимаете, мы с вами работаем не во имя этих благополучных цифр, а для того, чтобы скорее построить дорогу и тем самым приблизить победу над врагом. Если мы усилим темп, то кому в первую очередь будет лучше? Нам, потому что закончим с этим трудоемким объектом раньше намеченного. А потом — войскам Воронежского фронта, а следовательно, всей Красной Армии, в конце концов, делу обеспечения победы. Вот и подумайте, как мы будем работать дальше.

Он свернул бумажный лист и сунул его в карман. Было видно, что бумага Карунному не требовалась, он просто готов был зачитать показатели производительности труда за каждый отработанный день, но посчитал, что этого делать нет смысла. Людей он знал, в том, что поймут его правильно, — не сомневался.

Громов шагнул вперед и как бы отгородил собою Карунного.

— Товарищи! Я пришел по поручению коллектива нашей колонны строителей из Пристенского района. Поручено поговорить об очень серьезном деле. Мне как второму секретарю райкома партии известно многое. Считаю необходимым доложить вам… — Громов посмотрел в небо, словно убеждаясь, что над головою нет вражеских самолетов. — Сами видите, готовится сражение, без самолетов не обойтись. Но как им, самолетам, делать свое дело, если в прифронтовом тылу нет аэродромов? Вот такой пример. Вы сами участвовали в восстановлении железнодорожных участков от Воронежа до Касторной и от Касторной до Курска. Чего только ни делали гитлеровцы, чтобы вывести из строя эту важнейшую коммуникацию Центрального фронта! Защитить надо было эти линии. В трех-четырехдневный срок предстояло построить аэродром для наших истребителей. Более трех тысяч местных жителей сооружали аэродром, и двадцать третьего марта он принял первые самолеты.

— Молодцы! — восторженно подал голос Захаров.

— Сейчас на строительстве взлетно-посадочных площадок, командных пунктов, землянок, щелей, стоянок для самолетов, оборонительных сооружений занято более трехсот тысяч трудящихся Курской, Орловской, Воронежской, Сумской и Харьковской областей. Без их помощи невозможно создать в короткое время непреодолимую оборону силами самих войск. Имеются добрые вести. Например, колхозники Прохоровского, Суджанского и Ракитянского районов за десять дней построили восемь полевых аэродромов…