Виктор Попов - Один выстрел во время войны

«Впустую опять…» Никита рукавом вытер лоб.

— Домой вас не отпускают? На ночь хотя бы? — спросил он. — Все, глядишь, нормальный отдых.

— Что ты, домой… Чего захотел… Далековато…

— С непривычки трудно небось?

— Хоть и по привычке, а все равно трудно. Стога метать и то, бывало, так накидаешься… А это земля…

И она стала рассказывать, как в феврале, сразу после освобождения района от фашистов, пришлось работать на большаках. Чинили мосты, расчищали снежные завалы, в общем, много довелось чего делать…

Никита слушал и смотрел на ее черные узловатые руки, ему хотелось сказать ей что-нибудь доброе, но не мог найти слова.

— Знать, жили хорошо с женой, ищет, — завистливо посмотрела на него кучерявая женщина. Она засунула завитки волос под косынку, подумала, словно вспоминая что-то важное. — Вот как у людей-то…

Никита понял, что у этой женщины в семье не все благополучно. Если спросить, она, видимо, расскажет, но чем он поможет ей? Посидел еще немного и встал.

— Мне пора. До свиданья, милые.

— До свиданья. Если б все мужики такими были…

Жара не спадала. Степь будто смирилась со своей участью под безжалостным солнцем, лежала обессиленная, не способная дать людям живительной прохлады. Трава сникла, стала серой, тощие листья висели безжизненными полосками, по земле протянулись глубокие трещины.

Под вечер Никита задумался: кончается рабочий день, скоро народ расположится отдыхать, и станет тогда тяжким грехом будить людей своими расспросами. Да и о возвращении следует побеспокоиться, протопал не один километр, на обратный путь хватит ли прыти, чтоб утром занять свое рабочее место. Решил так: опросит людей еще из двух районных колонн, и на этом точка. Видно, не судьба. Уверенный, что занимается безнадежным делом, подошел он к очередной группе женщин, поджидавших подводы.

— Вы не из Терновой случайно? Самофалову Алевтину не знаете такую?..

Поднял голову, чтобы глянуть на пригорок, где женщины загружали землей фургон, запряженный быками, а она стоит, Алевтина, аж рот раскрыла, увидев Никиту. Он закашлялся, сплюнул почему-то и даже рассердился на себя, потому что Альку надо было искать вот где, у подвод, а не по всей трассе.

— Здравствуй, — полез он вверх по осыпающемуся под ногами откосу. На самом верху, напоказ всем, обнял жену, притиснул к себе. — Ускакала черт-те куда… — тяжело дышал Никита. — Ищи где хошь…

— Мог бы не искать, — еле выговорила Алевтина. У нее навернулись слезы.

Он глянул на стоявших рядом женщин: смотрят, глаза блестят от любопытства.

— Отойдем… на пару слов…

Взял Алевтину за руку, потянул в сторону от дороги.

— Прости дурака… Алька, слышишь?..

— Слышу… — всхлипнула она.

— Поверь, испереживался весь…

— Верю… С дурака спрос малый.

— Неправда, со всех надо спрашивать как следует. Я себе нескоро прощу, свою душу истерзал, и тебе досталось…

Алевтина сквозь слезы увидела, как осунулся Никита, а может быть, после больницы еще не пришел в себя, но все равно не тот мужик, каким был раньше. Морщин сколько прибавилось, скулы наружу выперли…

— Давно ищешь меня?

— А-а, не все ль равно! Нашел — вот главное. Теперь бы не потерять.

— Захочешь — не потеряешь. Устал небось, покормить надо. Ночуешь?

— Не-е, что ты! Карунный до утра отпустил, утром чтоб на работе — как штык. Мы тоже на трассе, всем участком переехали, далековато отсюда…

— Расскажешь потом… Не ночуешь? А когда ж поговорим?

— Сейчас!

Алевтина обиженно сжала губы.

— Зачем же искал?..

— Алька, ты что?.. На преступление не пойду. Это будет как дезертирство, целый день, считай, у меня потеряется. Главное, к утру чтоб успеть, вот и считай время, сколько его у нас.

— Мало, вот сколько, тут и считать нечего.

— Почему это мало? Я за тобой пришел, поняла? А ты кисель на лице разливаешь.

— Ну, давай поговорим. Сейчас отпрошусь…

Алевтина сходила к своему бригадиру, вернувшись, села рядом с Никитой.

— Может, подальше отойдем? — кивнул он головой в сторону поля.

— А зачем? Секретов нету, да и ненадолго разрешено мне.

Осуждающе посмотрел на нее Никита.

— Робкая стала. Кого боишься, рядом я, нечего перед всякими горб гнуть.

— Я не гну, я как все.

— Вот и хватит… Иди и скажи: к железнодорожникам, в строительно-восстановительный участок уходишь, где раньше работала, до Терновой.

Алевтина притихла, уставилась глазами в куст серой, запыленной полыни.

— Ну, чего тебе не ясно? — требовал Никита.

— Все ясно… Ты не хочешь, чтоб тебя дезертиром считали. Всего из-за одного дня!.. А мне, значит, можно? Уйду, дело нехитрое. А что обо мне люди подумают? Удрала… А я не хочу удирать.

— Не говори чепухи. Ты с мужем, подписку дам! Из участка, от самого Карунного бумагу притащу…

— Бумагу… — усмехнулась Алевтина. — Бумагой ветку не построишь.

Никита не сразу понял ее. «Упрямствует, непрошедшая обида говорит». Потом пронзила догадка: «Она же о своей работе думает». По-иному взглянул на свою жену. «Идет вровень со всеми». Он знал: Алевтина часто ставила семью на первый порожек. Но сейчас… Больно серьезно сказала о самом важном, чем жила сейчас и она, и вся ее колонна землекопов, да и он тоже вместе с рабочими-железнодорожниками.

— Работаю хорошо, меня ценят, уже на Доску вывешивали. Зачем же бегать? Уйду с тобой — на первой же стежке Федор встретится, глянет на меня, и ты опять взбесишься. А тут мне живется ровно.

Алевтина говорила медленно и тихо, словно рассуждала сама с собой. От ее внешнего спокойствия Никите стало неуютно в душе.

— Не ожидал… Неужель не помиримся? — вздохнул он. — Иль ты не думаешь жить со мной?

— Как получится…

Куда девалась живость ее? Она как будто переболела семью болезнями и еще не окрепла, еще боялась возвращения недуга.

— Не сходи с ума! Уйдем отсюда вместе…

Она молчала и не сводила глаз с полыни. Никита не знал, с какой стороны возобновлять уговоры.

— Не хвораешь? — наконец спросила Алевтина, посмотрев ему в лицо.

— Нет. А что, похоже?

— Да, Никита, похоже.

— А ты? Вроде такая, какой была, а не такая.

Заговорили о малозначащем, вспомнили Раздельную, пожалели, что никому не наказали приглядывать за их квартирой-подвалом, и даже посмеялись: за каким богатством приглядывать, за тряпьем? Оказалось, что от пустякового разговора толку больше, чем от серьезного. Им стало проще смотреть друг на друга.

— Уйдем, домой зову, не куда-нибудь, к своим людям, — ласково пробубнил Никита.

Алевтина покачала головой.

— Давай так, Никита, чтоб не торговаться больше: пока ветку не построим, никуда отсюда не уйду. У нас с тобой много еще тумана, да и совесть надо иметь… Потом сама доберусь.