Виктор Попов - Один выстрел во время войны

— Чего собрались? А ну, давайте кто куда! Если ахнет еще раз, то всех уложит. А иначе… За каждой в одиночку гоняться не станет.

Все согласились, но не разошлись.

— Темно гоняться, — ответила Алевтина. — Да и клад невелик, чтоб за каждой…

Так и держались они вместе до самого рассвета.

Ночной взрыв взбудоражил колонну; уже скоро взойдет солнце, но к работе никто не приступал. Возчики запрягли лошадей, вереница подвод стояла в ожидании погрузки, а женщины все еще с тревогой осматривали разрумянившееся небо.

Первым подал пример вихрастый мальчишка, начавший загружать землей свой фургон без посторонней помощи. Он работал быстро, словно опасался, что его остановят. Наполнив повозку, взял лошадь за повод и потянул за собой.

— Но! Шевелись! — по-взрослому крикнул он.

Начальство колонны где-то запропастилось, никто не приказал женщинам занять свои рабочие места. Они смотрели на удалявшуюся подводу и будто недоумевали, как браться за лопаты, если в любую минуту могут налететь самолеты с черными крестами на крыльях. Кругом степь, не спрячешься. Они знали, что на трассе установлены зенитки, но здесь, рядом с их колонной, не торчал ни один ствол.

Вскоре из-под горы вынырнула вихрастая голова мальчишки-возчика. Он бежал что было мочи, размахивая кнутом.

— Мост! — кричал он испуганно. — Поглядите! Мост…

Сначала звеньевая, а потом остальные бросились вниз по дороге. На насыпи, против неразгруженной подводы, они сбились с дороги, запричитали словно по убитому:

— Ды кто жа на тебя руку поднял? — Почему жа охраны нету?..

Мост был разрушен. Остатки каменных опор рассыпались, настил из металлических балок корчился искореженной дугой, отброшенный на желто-красный откос глинистой насыпи. Поняли женщины, вовсе не бомба взорвалась ночью. Уйти от моста они не могли, но и работу не начинали: просто не знали, с чего начинать…

За изрытым взгорком послышался гул автомобиля, Легковая машина остановилась, из нее вышел начальник районной колонны с полевой сумкой в руке и военный, перепоясанный ремнями вкривь и вкось, но без знаков отличия. Они прошли мимо женщин, не поздоровались, словно не заметили их.

— Диверсия. — Военный тяжелым взглядом окинул остатки моста.

— Ночью после взрыва сразу прибежал сюда, — указал начальник колонны на лохматый куст донника. — Затаился… Ни шороха, ни разговора ни вблизи, ни вдали…

— Успели скрыться. Темно было, — рассудил военный. — Что ж, начнем заново. Ты остаешься?

— Конечно, пора приступать.

— Ну, не прощаемся, скоро прибудем.

Военный торопливо направился к машине.

Начальник колонны посмотрел на молчаливо стоявших женщин, как бы спрашивая: «Видели, что ночью случилось?» Подошел к обезображенной взрывом металлической балке, потрогал ногой, как бы убеждаясь, что такую тяжесть нелегко будет стащить с откоса:

— Ладно, чего ж теперь… Скоро военные приедут, это их дело. Давайте к себе.

За ним потянулись женщины, как стая белокрылых птиц за своим вожаком; все были в белых кофтах и белых платках, — так в дневное время им было прохладнее. У подвод начальник колонны сел на край траншеи.

— Взорвали мост… — Он горестно покачал головой. — Фашисты часто начали забрасывать на нашу территорию диверсионные группы. Особое внимание уделяют строящейся железной дороге. Понимают, что к чему. Такие взрывы осложняют наше дело…

— Еще бы! — вырвалось у Алевтины.

— Вот давайте подумаем, как дальше работать, — взглянул на нее начальник колонны. — Не получится ли так: мы строим, а фашист взрывает, мы опять строим… И так чуть ли не до скончания века.

— Охранять надо! — Звеньевая ткнула вытянутой рукой в сторону разрушенного моста.

— Верно. Об этом уже побеспокоились. Но одной охраны мало. Надо сделать, что́ охранять. Военные управятся, мост восстановят, а как же мы со своей трассой? Шефов из Ульяновской области будем звать на помощь или железнодорожный батальон? — Начальник колонны замолчал, оценивая настроение женщин. — Тут как в пословице: на бога надейся, а сам не плошай. И еще об одном доложу я вам: колонна Пристенского района решила закончить свой участок не позже первого августа, то есть на две недели раньше намеченного срока. Вот как люди относятся к строительству дороги.

— Не надо раззадоривать нас, не надо, — замахала рукой звеньевая. — Все понимаем. Пристенцы такие же бабы, как и мы, тоже небось не железные.

— Не об этом говоришь ты! — поднялась Алевтина. — О деле надо! Поскорее управиться, вот о чем. Тут я, можно сказать, живота не пожалею. Все видели, муж ко мне приходил? Чем скорее построим, тем раньше вернусь к нему.

— А тебя никто не держит, — огрызнулась звеньевая.

— Нет, держат! Ты цепями приковала к этой вот глине, они тоже приковали, — Алевтина кивнула в сторону женщин. — Что вы подумаете обо мне, если уйду? Испугалась труда, дезертиркой посчитаете. Да тогда день и ночь проклинать буду себя. Пораньше надо управиться, больше ничего не надо мне.

— И мужа еще… — ехидно уколола звеньевая.

— Да, мужа! Или я не живая, не как все?

Женщины засмеялись. Начальник колонны, улыбаясь, встал.

— Все ясно. Поддержим пристенцев?

— Поддержим!

— Надо, чего ж молоть языками…

— Поскорее бы… Дома столько делов теперь.

— Супостат чертов! Дай волю, он бы все взорвал…

— Спасибо за поддержку. — Начальник колонны повернулся в сторону подвод. — Теперь за дело. Не будем агитировать друг друга, как работать. Пошли!

Алевтина в одной группе со звеньевой начала загружать первую подводу. Землю кидали молча. Когда деревянный ящик был полон, повозка еле стронулась с места.

— Бабы! Помогнем лошадке! — прокричала звеньевая. Она вцепилась руками в борт фургона, от натуги лицо ее покраснело. Рядом встала Алевтина, по другую сторону повозки — еще две женщины.

Ободья колес утонули в разрыхленной земле. С большим трудом подвода выбралась на дорогу, и лошадь облегченно всхрапнула. Вернувшись на прежнее место, звеньевая сказала:

— Давайте немножко вздохнем. — Она оперлась руками о темный черенок лопаты, посмотрела на Алевтину. — Ты не обижайся, я без злобы о твоем муже, просто так.

— Я не обижаюсь.

— Вот и хорошо. У меня тоже свой был, да уплыл… Перед войной случилось. Чую, хмурый ходит, как туча с градом. Один раз ушел на трактор, в кармане выходных штанов письмо позабыл. Я стала убирать, чую: шуршит. Достала — конверт, а в конверте письмо с карточкой. Ну, всякого начиталась: милый, дорогой, люби меня, как я тебя… Из соседней деревни, сестра медицинская. На фоте кудри да конфеточки… Чего ждать от такой? Ах, так думаю!.. Ну и рассчитала в тот же вечер. Ушел к ней, а через неделю война… Его забрили. Жалко, поверь, сердце кровью обливается. Кобелиная порода, но все равно жалко. Может, и я в чем-то виновата…