Виктор Попов - Один выстрел во время войны

— А ты бы написала ему. Адрес знаешь?

— Ходила нарочно в ту деревню, узнала. Он ответил, прямо с фронту прислал. Сестру эту вслед за ним тоже взяли в армию, так что насчет их совместной жизни надежды мало, такие, как она, холостячками не ходют. А он в письме с фронту ни слова об ней, как скажешь, у них ничего не было.

— А может, и не было!

— Ты что, совсем дура? Другое дело, как все дальше повернется, живым бы остался.

— Это верно, лишь бы живым…

У Алевтины сдавило сердце. Людям вон как сложно, и то собираются жизнь налаживать, а она из-за пустяка взъелась на Никиту. Взбалмошный, слов нет, душевно обидел так, что больше некуда, но жить-то с ним можно! Пришел к ней, а она в каприз… И отпустила его в ночь! Поперек дороги надо было лечь, не отпускать до утра, а она вон что наделала…

Как всегда, весь день Карунный провел на ногах. Дело продвигалось успешно, строительно-восстановительный участок был близок к завершению земляных работ. В конце дня Семен Николаевич задумался: не снять ли с выемки несколько бригад для погрузки и перевозки к месту укладки поступивших в Терновую шпал и рельсов?

«Машины так не работают», — смотрел он на строителей дороги. Федор Васильевич Уласов, Никита Самофалов, Петр Ковалев, Дмитрий Даргин, чуть дальше Захаров не видели наблюдавшего за ними начальника участка. Одни жилы у мужиков, кости да мышцы. Откуда силы берутся?..

Карунный видел, что скоро начнут заравнивать откосы выемки и дно огромного вытянутого корыта — завершающая стадия земляных работ. Контрольных точек для отсчета превышения одного участка трассы над другим не отыскать, и это породило сомнение. Достигнута ли нужная глубина? Вчера Павловский полдня елозил с нивелиром и потом обнадеживающе доложил: кое-кто из землекопов уже на проектной отметке. Карунный обрадовался, поверил. Но сейчас у него росла тревога: а если Павловский ошибся? Да и вообще… кому поверил?

Многое было в жизни; случалось такое, когда по недосмотру, а чаще из-за нежелания проверить лишний раз приходилось вновь разворачивать фронт работ и «дотягивать» исполнение задания.

Он уже не мог спокойно смотреть на землекопов. Всех известил вчера Павловский: кончаем, радуйтесь, люди. Не обманул ли? Карунный сходил в палатку, там не оказалось ни треноги, ни ящика с нивелиром. Тогда он пошел в сторону участка военных железнодорожников, в том краю днем видел он Павловского. Тот сидел на откосе с квадратным планшетом на коленях и занимался вычислениями.

Для контрольного отсчета Карунный выбрал площадку неподалеку.

— Установите нивелир там, — указал он Павловскому.

— Зачем? — удивился тот. Подумав, он встал, аккуратно сложил листы. — Проверка? — усмехнулся многозначительно. — Недоверие, значит…

Он долго и тщательно настраивал инструмент.

— Готово! — крикнул он, не отрываясь от треноги.

Когда Карунный подошел ближе, Павловский уже стоял с рейкой в руке.

— Я приспособился с этими рейками, сами стоят при помощи моего изобретения. Видите? — указал он на рогатульки из досок. — Может быть, рейку держать доверите мне?

Начальник участка будто не уловил издевки.

— Работать с рейками доверю вам.

— Спасибо.

Проверка заняла немного времени, в нескольких отсчетах ошибки не обнаружилось. Карунный облегченно подчеркнул на бумаге итоговую цифру; она означала, что каторжный труд землекопов действительно подходил к концу.

Все это словно не интересовало Павловского, он насвистывал «Катюшу», укладывая нивелир в ящик. Ему хотелось спросить с чувством накопившегося злорадства: «Выкусил, Семен Николаевич?» Или подойти к нему вплотную и засмеяться прямо в лицо.

Карунный долго листал бумаги, вынутые из полевой сумки, отложил несколько длинных узких лент, испещренных цифрами: то были проектные отметки земляного полотна трассы.

— Вы помните пакет, что доставили мне? — наконец спросил он.

— Как не помнить, Семен Николаевич?

— Вот что, уважаемый… Пакет от Гудкова. Я должен направить одного человека на курсы усовершенствования. Думаю послать вас. Как вы смотрите?

Павловский удивленно вытаращил глаза: никогда не узнаешь, о чем думает Карунный, не предусмотришь его поступка. Ожидалась ругань, начальство найдет за что, даже если на работе все идет без сучка и задоринки; видно было: накаленным заявился к выемке, гроза с его стороны казалась вероятной. И вдруг… Это настоящая награда — курсы усовершенствования! Да еще в такое трудное время! Он готов был сейчас же сочинить заявление с просьбой послать на эти курсы, если, конечно, такое заявление потребуется. Вспомнил: Карунный недолюбливает его, не требовалась особая наблюдательность, чтобы видеть это. Слишком резкий переход к такой милости! Увидит безудержную радость Павловского, он может задуматься: а стоит ли?.. Не подобрать ли другую кандидатуру? Это же мальчишество — такая радость…

— Как я смотрю, Семен Николаевич? — Больших сил требовалось ему сдерживать ликование. Он отвернулся, вяло опустил плечи, наклонил голову, словно искал что-то под ногами. — Если позволите, я сообщу свое решение несколько позже. Дело серьезное, подумать надо.

— Хорошо, подумайте. Только недолго.

Павловский выходил из палатки с сияющими от радости глазами. Он был уверен: завтра отправится к Гудкову, а там — учеба, отдых, безопасность. Ни землекопов тебе, ни голой земли вместо нормальной постели.

Бригада Бородулина закончила работу и поднималась из выемки. Первым встретился Дмитрий Даргин. Теперь, когда вопрос о курсах усовершенствования практически решен, Павловскому захотелось поиздеваться над этим самоуверенным хулиганом, отомстить за оскорбление.

Он выждал, когда поднимется вся бригада, и шагнул навстречу Дмитрию с протянутой рукой.

— Дорогой товарищ Даргин! Ото всей души поздравляю! Вы скоро станете молодым папой. Желаю вам не останавливаться на достигнутом.

Произнес громко, четко, будто вышелушивая из скорлупы каждое слово.

Дмитрий в первый миг хотел броситься к Павловскому, врезать меж глаз. Но более сильное чувство остановило его: ощущение правды. Он еще не знал, что правду могут преподносить даже вот в таком виде. Теперь узнал…

— Ах ты, сукин сын, — проворчал Захаров, повернувшись в сторону уходившего Павловского.

Вскоре Дмитрий остался один. Он не хотел ни расспросов, ни советов, махнул рукой Петру: иди, а сам не знал, куда деваться. Каким бы издевательским ни было сообщение Павловского, но сразу понял: правда. Наверно, следовало бы радоваться, ведь у них с Таней будет ребенок, а это скрепит их навечно. Но радости он не испытал. В таких случаях, видимо, люди чувствуют свалившуюся на них тяжесть заботы о новом человеке. Но и необходимости заботиться о ком-то он не ощутил. Этот «кто-то» существовал пока что в издевательских словах Павловского, а не реально живущим на свете человеком. Таня! — вот кто жил в сознании Дмитрия, она была сейчас для него и матерью будущего ребенка, и самим ребенком, за которым нужен уход и уход. Она не говорила о своем здоровье; пересылая записки со случайными людьми, ни разу даже не намекнула о том, что ждет ребенка.