Вячеслав Пальман - Девять хат окнами на Глазомойку

— Так вот и сегодня? — с некоторой обидой за отсрочку задуманного другого торжества спросил Глебов и переглянулся с насмешливо-невозмутимым Румянцевым.

— Еще как срочно-то! Невеста залетная, пока она на гнезде, а то, не дай бог, слетит — и поминай как звали. Что тогда Зайцеву останется? Ужель и его упустим? А тут в перспективе еще мамаша невестина с младшей дочкой приедут и останутся в выселках… Так что общее благо. И счастье нашего Мити. Забота о кадрах, если угодно.

— А где молодые?

— Жених дома сидит, срока своего ждет, как ему и положено. А невеста у Настёны с подругой, это дачницы ее, значит. Небось уж все глаза проглядели, нас ожидаючи.

И, взяв под руки руководящих товарищей, Дьяконов, а за ним хвост из взрослых и детей — все отправились к дому Настёны.

Митя, Веня и Марина топтались на зайцевском крылечке. Завидев церемонию, они юркнули в хату.

Настёна, в светлой кофте и клетчатой паневе, от которой исходил запах нафталина, поскольку юбка нетронуто пролежала в сундуке не одно десятилетие, пока, ко всеобщему удивлению, снова не вошла в моду, сама, значит, Настёна, принаряженная и на удивление торжественная, уже стояла на крылечке, полная волнующих, из юности залетевших мыслей. Она заменяла невестину мать, оповестить которую недостало времени. При подходе сватов все кланялась и кланялась, не без испуга углядев, кто пожаловал к ним вместе с кудринскими.

Не знал Сергей Иванович старых обычаев сватовства, но кое-что ему рассказали, а уж остальное нашлось и свое, отеческое, из прошлого. Перед крыльцом председатель остановился, отвесил поклон Настёне и вымолвил тоном лукавого сказочника:

— Тут, сказывают, Настёна, драгоценный товар для нашего добра молодца скрывается. Уж не откажи ты нам, купцам неумелым, позволь глянуть да выспросить, по нраву ли, по вкусу ли придется этой девице наш добрый молодец.

— Проходи, купец, в горницу, погляди-погуторь, авось сойдемся в цене-знании. Всех милости просю…

И Настёна посторонилась, пропуская сватов с полотенцами. Сама же и проскользнула за ними.

В горнице стоял накрытый стол, из кухни пахло вкусным — жареным. А у стены под образами жались плечом к плечу две симпатичные девушки. Они пылали от радости и страха, одна в платочке, старшая, значит, а другая простоволоса, светла, с ямочками, на щеках. Столько народу набилось, столько глаз на них смотрело, что готовы они были провалиться перед этими дядьками, которые так разглядывали девушек. Борису и Глебу для любования неожиданными событиями пришлось на четвереньках протискиваться под ногами взрослых, чтобы оказаться на переднем плане, откуда видней.

— Поклонитесь гостям, девоньки, — пропела Настёна. — А ты, Ленушка, ступи вперед, до тебя у купцов разговор-от.

И вот тогда Сергей Иванович махнул рукой на старый обряд. Он подошел к Ленушке, взял ее, готовую сгореть, за плечи, повернул туда-сюда, вроде бы оценивая, и сказал:

— А ведь мы с тобой знакомы, милая. В работе тебя видел, на лугу. И тогда позавидовал твоему проворству и красоте. Ты мне вот что скажи: по душе ли тебе наш Митя?

Ленушка кивнула раз, другой и — глаза в пол.

— Не-ет, так негоже. Ты громко перед сватами скажи — любишь ли? Это знать непременно!

— А он? — растерянно спросила Ленушка, как-то враз одолев робость.

— Вот те раз! — Сват только руками развел. — Да рази вы не объяснились?

Ленушка стыдливо молчала. Наступило некоторое замешательство. Ксюша толкала подругу в бок. Но та упрямо молчала.

— А ну, Митю сюда! Быстро! — крикнул Дьяконов.

Зина вылетела пулей, за ней Борис и Глеб, посчитавшие, что сейчас будут брать Митю силой, что очень их интересовало. Но жених со своими друзьями уже стояли возле дома. Зинаида хватнула Митю за руку и потащила на крыльцо, что-то втолковывая на ходу. Протиснувшись в горницу, она, так и не отпустив, поставила его лицом к лицу с Ленушкой.

— Скажи-ка, добрый молодец, — важно произнес Дьяконов, — хочешь ли ты в жены эту красавицу?

— Еще как! — тихо ответил красный от смущения Митя.

— А любишь? Невеста знать хочет.

— Люблю.

— Ну, вот оно и слово веское. Все слышали? Что теперь ты ответишь, невестушка?

— Я тоже, — тихо сказала Ленушка и сквозь слезы улыбнулась Мите.

— Пойдешь за него, за нашего умельца?

— Пойду. — И тут заплакала по-настоящему.

— Осуши слезы! — Сергей Иванович поставил молодых лицом к лицу.

И Митя осторожно, как икону, поцеловал Ленушку в соленые губы.

— Все! Перед лицом общества и с нашим пониманием… Быть свадьбе! Но не раньше покрова, в октябре то есть. А расписываться хоть завтра, это у нас без задержки, как вам угодно будет.

— Нам на стройку во вторник, — сказала Ксюша. — Отпуск кончается.

— Вот как в городе, а? — Дьяконов и руки поднял. — Дисциплина! Замуж выйти некогда! Ладно, возьмем это дело на себя. Попросим районного доктора, выдаст нам документ, больничным листком называется. Иван Иванович, пособи как сват, чтобы удержать девчат на неделю, а? По причине гриппа. Настёна! Усаживай молодых и гостей! Сейчас мы… Аркадий Сергеевич, сюда, пожалте. Митя, Ленушка… Э, да что это я в чужом дому распоряжаюсь! Свое дело мы сделали, так? Хозяйствуй, Настёна! Молодые, мир и любовь вам, а колхозу нашему — прибавления…

Эти давно не звучавшие пожелания председатель, естественно, подкрепил первым.

До «Хазбулата» дело не дошло. С полчасика посидели, потом Румянцев нагнулся к Аркадию Сергеевичу и тихонько напомнил о деле, которое им предстояло сделать. Глебов неохотно поднялся и, еще раз поздравив молодых, сказал:

— Порадуем вас, дорогие труженики, тебя, Дмитрий Игнатьевич, лужковского хозяина, с первой премией по району за сенокос и умелую организацию на заготовке кормов. От имени бюро райкома и райисполкома вручаю тебе почетный вымпел. Подкрепить достойную награду мы попросили наших кооператоров. Они привезли сюда самые лучшие товары. Покупайте что по душе. Сделайте небольшой перерыв для этого приятного дела.

Неторопливо, даже как-то стеснительно подымались гости и хозяева из-за стола. Шли за деньгами, потом собрались у откинутого борта, предоставив, по молчаливому уговору, первое право на покупку молодым да посаженой матери Настёне. Выбирали что приглянулось, обсуждали выбранное всем миром и уже тогда расплачивались.

— Что тебе еще хочется? — спросил Митя у своей Ленушки.

— Колечко. Два, — прошептала она, никогда еще не надевавшая на палец даже простенького перстенька.

Но колечек в местной кооперации не нашлось. Неходовой товар для ихнего района, где молодежи — раз-два и обчелся. За колечками надо в область, там теперь сбилась деревенская молодежь. Зато Митя купил своей нареченной заморское платье да рижскую вязаную шаль такой красоты, что все выселковские женщины не успокоились, пока не примерили ее на собственных плечах и не оценили вещь разными словами восхищения, какие только успел в свое время записать для словаря Владимир Иванович Даль…