Вячеслав Пальман - Девять хат окнами на Глазомойку

Так случилось, что Похвистнев попал, как говорится, в яблочко! В тресте уже с весны подумывали о замене главного агронома в Калининском совхозе, нужно было подобрать туда более молодого специалиста. Поликарпов энергичен, умен. Он, несомненно, окажется там на месте. Понятно, почему с Похвистневым ему трудно: несовместимые характеры. В свою очередь, Игумнову можно передвинуть и повысить. Под рукой властного и жестковатого Похвистнева она, пожалуй, сумеет справиться и на более ответственном посту. Тем более если сам он просит. Кажется, все сходится как нельзя лучше.

Иван Исаевич подумал десять секунд и скороговоркой выпалил:

— Предложение твое, Василий Дмитриевич, нуждается, как ты понимаешь, в обсуждении. Вероятно, на этих днях я сумею быть в Калининском, лично поговорю с директором и, если он согласится, решим намеченное в твою пользу.

— А ваше мнение, Иван Исаич? Вы-то как?

— Мне кажется, кандидатура Игумновой удачна. Не прогадай только! Поликарпов много сильнее. Пер-спек-тив-ней!

— Упаси бог от таких сильных! — Похвистнев высказал это, уже не скрывая зла. И директор понял, что коса нашла на камень.

— Договоримся: перемещения оставим на после уборки, чтобы не нарушать рабочего режима. Это тебя устраивает?

— Что до меня, так хоть бы завтра…

— Держи свое мнение при себе. Ты куда сейчас? — Иван Исаич быстро поднялся и дал понять, что разговор окончен.

— Жду Фадеичева, домой поедем. Мы с ним в одной машине добирались.

— Ну, счастливо! Насчет новой техники тебе позвонят.

И, поплотнее прижав папку под рукой, легко, по-юношески подпрыгивая, он побежал вниз по лестнице. Потом, когда из столовой вернулся Фадеичев и когда они сели в машину, на вопрос секретаря, удалось ли Похвистневу встретиться и поговорить с Иваном Исаевичем, директор коротко сказал «да» и упомянул о комбайнах, самосвалах и минералке, услышал в ответ слово одобрения и замолчал. Говорить об Игумновой при шофере Похвистнев не хотел. Да и Фадеичева пока можно не информировать. Директор решил как можно скорей встретиться с Игумновой, получить ее согласие, а тогда уже и сказать. Что удастся уговорить Евдокию Ивановну, Похвистнев почти не сомневался.

Он знал ее неладную личную жизнь, которая часто порождает в женщине обреченность и равнодушием соглашаться идти, куда покажут, делать, что прикажут. Так проще. И легче жить…

Всю дорогу, пока машина катилась к дому, Похвистнев сидел и перебирал в памяти эпизоды почти десятилетней давности.

Евдокия Ивановна, тогда еще просто Дуся, приехала в Долинский совхоз с новеньким дипломом в руках и с тем удивленно-восторженным выражением на круглом и румяном лице, которое отличает людей доверчивых, открытых, влюбленных в жизнь. С первых дней она произвела на всех впечатление хозяйственной хлопотушки и этим покорила новых знакомых. Невысоконькая, ладно скроенная, будто налитая изнутри жизненной силой и неистраченной тягой к любви и материнству, Дуся и за работу взялась с тем любопытным и жадным рвением, с каким хозяйка начинает хлопотать по домашности в новой благоустроенной квартире. Она многого еще не знала, часто ошибалась, не стеснялась признаться в ошибках и расспросить старших и опытных. Днем и ночью ее видели при деле. Сама налаживала сортировку в амбаре, бегала по полю с вешками и отбивала загонки пахарям, за полночь сидела над планами, весело катила на велосипеде в контрольно-семенную лабораторию, беззлобно поругивала трактористов за упущения и горько плакала, когда налетная гроза с градом побила поде ячменя. Сердце ее было открыто для людей. Относились к ней поначалу добродушно-иронически, как к милому ребенку, потом полюбили, и к концу года второе отделение совхоза как-то уже не мыслилось без Евдокии Ивановны, без ее уговаривающего, с придыханием голоса, без ее одобрения или порицания, без ее хлопот и чистого заливистого смеха. Большой политики в агрономии она не делала, но уж если ей давали указания, будьте уверены, кровь из носу, но выполнит и других заставит. Словом, обязательный человек.

Когда ей чаще других повсюду стал встречаться Матвей Семенов, она откровенно пугалась его недвусмысленных обожающих взглядов, резко отворачивалась, а убегая, долго улыбалась про себя, и лицо ее загоралось нежным румянцем счастья. Этот Матвей был видным из себя мужиком и неплохим автомехаником, но выпивохой страшенным. Не всякая женщина рискнет связать свою судьбу с человеком, у которого суббота и воскресенье непременно в сплошном угаре, а ночевка под забором или в грязной луже где-нибудь на дороге — самое обыкновенное дело. Дусю, конечно, предупреждали, да она и сама прежде того видела, что такое хмельной Матвей. Но вот что достойно удивления: едва у них что-то такое началось, как Матвей «завязал», и с полгода, в то и больше ни разу не видели его пьяным или под мухой. Подтянулся, похорошел. Усы себе отпустил, одеваться стал чище и лучше. Словом, жених. А ей, может, и боязно было, но тоже тянуть дальше некуда, двадцать семь стукнуло. Перестала она дичиться Матвея, а вскоре улыбнулась ему при встрече и остановилась поговорить…

Ну, и договорились, конечно.

А вскорости поженились. И жили хорошо, пожалуй, так года полтора. И первенец у них родился, славный такой хлопчик. Все в совхозе прямо умилялись, когда видели Матвея с коляской. Усатое лицо его сияло добротой и любовью, как у всякого хорошего отца. Глаз с сыночка не сводил. Счастье-то какое!

Дуся и в это очень трудное для нее время работала удивительно споро, весело, семейный покой прямо-таки окрылил ее, энергии добавилось бог знает сколько, на все хватало. Она и тут, она и там. И дома с ребенком, и за коровой успеет, и на дальнее поле побежит, где свекольный комбайн остановился, и на партсобрании не сидит молчуном. А с лица улыбка не сходит.

Но пока бежала до краев наполненная жизнь, беда уже тихонько подбиралась к их дому.

На соседнее отделение неожиданно заявилась из города старая Матвеева любовь, да такая пригожая, с белой чистой кожей и с крашенной под червонное золото прической, что все оборачивались, встретив ее. Что с молодой бабочкой в городе сделалось! Матвей как увидел свою паву, так и рот открыл. Смотри-ка! Росла-работала здесь, так ее все совхозные парни к расхожим причисляли, всерьез никто не принимал, а тут явилась этакая артистка-недотрога. И откуда что взялось? Ходила по совхозу, толковала о хорошей городской жизни, но, как добавляла со вздохом, потянуло ее вдруг к папе с мамой в деревенскую тишь и вот приехала, чтобы остаться. Так и случилось. Устроилась она в бухгалтерии, где ее папа руководит. Матвей сперва было избегал встречаться, но стоило раз поговорить-постоять, так и прирос к ней. Влюбился по второму заходу, себе и близким на горе и удивление.