Владимир Степаненко - Майские ласточки

Свое плохое отношение к Зине Валерка мог объяснить, но почему-то то же самое чувство он испытывал и к ее мужу. Ничего худого ему не сделал демобилизованный сержант Винокуров, а Валерка не терпел его, а порой просто жалел. Тот обслуживал газотурбинные двигатели, списанные из авиации. Парня нельзя было назвать красавцем, но держался он всегда с большим достоинством. В столовую входил, как победитель. На гимнастерке набор разных значков отличия. «Ну прямо генерал на параде! — ехидничал верховой. — А Зинка при нем адъютант!»

Коллекторша обычно встречала мужа очень приветливо. Торжественно провожала к столу. Заботливо усаживала. Садилась сама напротив, высоко подняв голову. Доставала из кармана припрятанный чеснок. Очищала зубок за зубком и назидательно приговаривала:

— Чеснок ешь, Архипушка, ешь. Помогает против цинги и жизнь удлиняет. А жить нам с тобой долго, долго!

Слушая такой разговор, Валерка Озимок особенно злился на Зинку. «А нам, выходит, надо подохнуть. Даже Катьку, свою подругу, и ту ни разу не угостила чесноком! Павел Гаврилович Кожевников не пожалел помидоров со своего огорода. Целый мешок приволок для бригады».

Глазастый Валерка все замечал. И то, как Владимир Морозов и Петр Лиманский вздрагивали, когда слышали голос судомойки. «Мужики знают Зинку по старой экспедиции, где она работала коллектором, — думал он. — Видно, досадила она им здорово. Когда-нибудь расскажут!»

Однако, чем больше она обживалась, тем нахальнее вела себя. Всячески подчеркивала перед Катькой свою образованность, покрикивала на нее, как на свою подчиненную. С Валеркой вела себя иначе, зазывающе поглядывала на него, настойчиво приглашала к себе в балок пить кофе. Он видел, что Зина явно хитрила, заигрывала с ним, но не мог понять, чего она добивалась.

Однажды Зина загородила грудью дверь в столовую и, остановив парня, сказала переливчивым голосом:

«Валера, не хочешь заходить к нам — не заходи, но ты бы подружился с моим Архипом. Вы же почти одногодки. Вместе бы кроссворды решали».

«Пусти меня. Некогда мне по балкам шляться без дела, кроссворды разгадывать».

«А ты чего-то испугался? Боишься, Катька увидит нас вдвоем?»

«Пусти! Катька здесь ни при чем. Сказал не приду в балок и не приду!»

Но разговор этот не прошел для Валерки бесследно. Озимок неожиданно почувствовал свою силу. Значит, не такой уж он и плохой, если посмотреть со стороны. Сержант Винокуров захотел с ним дружить. Но сам он тянулся больше к инженерам — Лягенько и Шурочке Нетяге. Те постоянно просвещали его, охотно давали читать книги по буровому делу. А Петр Лиманский обещал научить ставить капканы на песцов. По совету охотника он старался научиться ходить на лыжах. При появлении солнца собирались отправиться в тундру.

Катька не знала, что он достал два настоящих капкана. Хотел удивить ее подарком. Представлял белый пушистый мех на ее покатых, узких плечах, видел удивленную улыбку. Конечно, он мог бы эти шкурки отослать в Тулу тетке или Марии Ивановне, но повариха становилась ему все родней, хотя он еще это и не совсем осознавал. Случилось что-то невероятное. Он стал бояться Катьку, не лез, как раньше, с грубыми приставаниями, стеснялся ее.

А Катька, хотя и радовалась происшедшей в парне перемене, но нет-нет да иногда и сожалела, что Валерка ее побаивается. Ей иногда самой хотелось его неумелых ласк, но боялась ему в этом признаться, краснела, когда сидели рядом. Или, отталкивая его, убегала, ссылаясь на головную боль. Решение Катька уже приняла. Остальное зависело от Валерки.

К утру снегопад утих, но снежная пыль белым облаком продолжала плыть в морозном воздухе.

Валерка Озимок и Петр Лиманский легко скользили на лыжах. Вышли они вместе из балка, но потом каждый из них повернул в свою сторону, договорившись вернуться на буровую к обеду.

За спиной Валерки висели капканы. В мешке мороженые куски рыбы и оленины. Не были только припасены лемминги. Озимок давно собирался наловить мышей, но не успел, помешал рано выпавший снег. Из его писем тетке в Тулу было известно, что зима на полуостров пришла десятого августа. Валерка с затаенной завистью думал, что в это время на востоке еще в самом разгаре лето, а на юге люди вовсю жарились на солнце и купались в море.

Валерка скучал по настоящему солнцу, нетерпеливо ждал весны, когда солнце оторвется от горизонта своими жаркими лучами, растопит снега. И зазвенят ручьи, развернут шарики пушицы, выбросят клейкие листочки березки. Придет час, и тундра огласится хорами птиц: протяжными голосами морянок, гоготом тянущихся стай гусей, воплями и стонами гагар, скрипучим карканьем крохалей, хриплым криком чаек и печальными голосами куликов.

Идти было трудно. Лыжи то и дело натыкались на смерзшиеся сугробы, и Валерке Озимку приходилось перебираться через них или, выворачивая ноги с лыжами, обходить крутые стены торошеного льда. Несколько раз он падал. Если не находил обхода, снова лез вверх.

Петр Лиманский скоро пропал в белой мгле. Напрасно Валерка прислушивался, стараясь услышать скрип лыж.

Ему все время казалось, что сзади его догонял джаз-оркестр. То ему слышался барабанщик, который наяривал палками по металлическим тарелкам, а потом садил толстой колотушкой по тугой коже барабана, то преследовали звуки саксофона и скрипки. И тогда лыжи охотника тоже как бы включались в игру оркестра, и к кажущимся звукам добавлялись удары мерзлого дерева, как щелканье кастаньет.

Валерка раздраженно останавливался, переводил дух. Оркестр за его спиной тут же замолкал. Он напряженно вслушивался в звонкую, настоявшуюся тишину.

Ветер переметывал сухой снег, и крупинки, ударяясь об острые заструги, скрипели наждачной бумагой.

Валерка старался все вобрать в себя, чтобы надолго запомнить этот морозный день двадцать шестого февраля, узкую полоску красного солнца на горизонте.

Первый день появления солнца! Прощай, темнота.

Да здравствует солнце и свет!

Радость распирала Валерку Озимка. Если бы за его спиной не гремели привязанные капканы, он забыл бы, зачем отправился в тундру. Не поймает на мороженую рыбу и куски оленины ни одного песца — небольшое несчастье! Главное, встреча с солнцем, наполнившая душу невиданным огромным счастьем. Он не мог сдержать улыбку, чувства рвались наружу, захотелось поделиться с близкими, и он принялся мысленно сочинять письмо. Так и начнет. «Двадцать шестое февраля у нас объявили праздником. Не ищите в календаре красное число, там праздник наш не обозначен. Праздником для всего Севера явилось долгожданное солнце. Если бы я умел сочинять стихи, то написал бы их о сегодняшнем дне. Есть у нас и другая радость. Мы пробурили скважину. Прилетели вышкомонтажники. Начали разбирать вышку, будут перевозить ее на новую точку! Ну чего я размечтался зря? — одернул себя Валерка Озимок. — Вот сяду за стол и напишу письмо Катьке. Только бы получилось покрасивее». И он подумал, что Катька ведь никогда не получала писем и сама никому не писала. Надо будет узнать, есть ли у нее родные…