Владимир Степаненко - Майские ласточки

— Как сказать, — пожал плечами Кожевников. — Люди разные. Работают по-разному. Одни — хорошо, другие — хуже. В двух рабочих я верю особенно. Настоящие мастера. Мне бы хотелось, чтобы на них равнялась вся бригада, была передовой. Все до одного работали хорошо!

— Кого ты так расхвалил, интересно знать?

— Владимира Морозова и Петра Лиманского. Морозов учится на заочном отделении политехнического института. Ему спокойно могу передать бригаду. Петр Лиманский посложней. Работает помбуром. Предлагаю возглавить смену — не соглашается. Мне кажется, отказывается он по своей щепетильности. Боится, что товарищи обвинят его в желании командовать.

— О Чеботареве вспоминают?

— Редко. А работали с ним хорошо.

— Интересно, почему так?

— От его зазнайства. Николай начинал у меня верховым. Много я с ним говорил о скромности. Не нравилось. Кто-кто, а я хорошо его знаю. Работник прекрасный, руки золотые, но заносчив. Начали хвалить, ну, голова и закружилась. А потом высокая награда занесла его. Одни к славе относятся спокойно, принимают ее как аванс на будущее, а другие не умеют славой распоряжаться. Николай именно такой. Если его фамилия не появляется в газетах, переживает, забыли пригласить в президиум — психует. Начинает искать причину, копит обиды, запускает работу. Поставил себя вне бригады. А рабочие поступили правильно, не захотели с ним работать.

— Анализ точный, но у меня другое ощущение. Чеботарев в ПТУ просился. Рано ему этой работой заниматься, и без него там специалистов хоть отбавляй. Держатся за город, за свою ванну с теплой уборной. В поле не выгонишь. А мне нужны сейчас настоящие солдаты, трудяги. Пускай Чеботарев возглавит отстающую бригаду, покажет свое умение. Молодость — время дерзаний! Я не спрашиваю, Павел Гаврилович, сколько тебе лет. Не скажу из скромности и о своем возрасте. Мы с тобой молодые, и дел у нас невпроворот. Чеботарев не понял, что нельзя сегодня работать по-старому. Время обгоняет, зовет вперед! Рождение Стаханова было взлетом революционной мысли. Почин Стаханова подхватили. Нашлись последователи. Разве это не проявление лучших качеств советских рабочих? Повысить производительность труда, выполнить планы пятилетки в четыре года! Но наряду с передовиками много еще лодырей. Встречаются руководители, которые подхватывают старые лозунги. Помню, несколько лет назад один токарь на своем старом станке взялся проработать две пятилетки без капитального ремонта. В газетах появились хвалебные статьи о передовом токаре, фотографии во всю полосу. Орденом его, кажется, даже наградили. А если разобраться, то вся затея ни к чему хорошему не привела. За десять лет станок износится. Будет не тот класс точности. Лозунг пришлось снять. Вот так-то! Не удивляйся, Павел Гаврилович, пионеру всегда труднее. А ты идешь разведчиком вместо твоего Сашки Лозового. Помни, он с нами в строю гвардейцев. Завидую тебе по-страшному. Ты отбросил старость, по-прежнему молод душой. Выпьем за тебя, старый солдат. За твою удачу — мать таланта!

Чокнувшись, они выпили.

— И с конкурсом ты ловко придумал. Пора, пора проводить такие конкурсы, повышать знания рабочего! — Дед наклонил куклу, и она четко произнесла:

— Ма-ма! Ма-ма!

Дед перевернул куклу на спину. Она поморгала длинными, приклеенными ресницами и закрыла глаза.

— Спать пора! Спать! — задумчиво сказал Дед. Тяжелой рукой погладил куклу по голове. — Мы в ответе за наших маленьких внуков и внучек. Нам с тобой, Павел Гаврилович, передавать им страну, нашу с тобой Сибирь: «Владейте, правьте с разумом и прилежанием!» Ты надумал доброе дело. Лодырей надо изгонять из бригад, а хороших рабочих смелее выдвигать на руководящие посты. Спасибо тебе за подсказку. Запомнил я Владимира Морозова. Пойдет мастером на новую площадь. Смелее вмешивайтесь в дела руководителей. Помните, вы хозяева земли. В ответе за все богатства. Не выполняет соседняя бригада план, ходит в отстающих — наша боль. Требование партии организовать порядок на каждом рабочем месте, в каждом управленческом звене в первую очередь относится к нам с тобой, к коммунистам.

— А я боялся разгона, — чистосердечно признался Кожевников. — Бухгалтер повесил на меня проездные билеты всех четырех парней. Я должен оплачивать прилет буровиков.

— С билетами уладим. Бухгалтер не страшнее тигра, справимся. А ругать я тебя не буду. Выбрал ты правильную дорогу для бригады. Иди вперед, шагай смелее!

Командир звена Нецветаев унылыми глазами вглядывался в зимнюю накатанную дорогу от аэродрома к городу. Иногда его обгоняли автобусы и машины, знакомые шоферы притормаживали, предлагали подвезти, но он отказывался. Шел все так же, не торопясь. Хотел успокоиться и окончательно прийти в себя. Тревожная обида не проходила и отзывалась в сердце тупой болью. Так обычно у него начинался грипп.

Шевелящиеся от ветра кусты обочь дороги отряхивали навалившийся снег и вставали перед ним двумя шеренгами солдат.

В сотый раз он повторял одни и те же ранившие его слова:

«Сегодня свой последний, прощальный рейс по маршруту Уренгой — Салехард выполняет прославленный летчик Севера Григорий Иванович Нецветаев. Пролетав двадцать лет на Ямале, ветеран Великой Отечественной войны уходит из объединенного отряда Аэрофлота на заслуженный отдых».

Состоялись символические проводы. Начальник аэропорта взволнованно после короткого слова и пожеланий вручил Нецветаеву бессрочный билет на пролет Уренгой — Салехард и подарил пыжиковую шапку.

Пассажиры по очереди пожимали руку летчику, входя в салон.

Нецветаев по дороге домой безуспешно старался унять душевную боль. Не хотел верить, что больше не сядет в кабину «Аннушки», не возьмет в руки штурвал. Старался представить жизнь на пенсии. В Тюмени давно их с женой ждала двухкомнатная квартира. Несколько раз он ночевал в ней, но не мог привыкнуть к глухому шуму большого города, не слышал родных пароходных гудков с Оби, свиста двигателей тяжелых лайнеров и стрекота моторов милых Ан-2.

Мысленно он давно готовил себя к этому дню, но не ожидал, что так разволнуется. Самая дорогая для него работа. Нечто подобное он пережил, когда после войны его по ранению уволили в запас из рядов Советской Армии. Но тогда он был молод, полон надежд и планов. Вспомнил теплую встречу в Аэрофлоте, первые вылеты на объекты. На Ямале он начал облетывать фактории для сбора пушнины, потом развозил буровиков и геологов, а когда открыли нефть, летчикам сразу прибавилось работы.

«Ань-доро-ва-те, Нецуй! — встречали его приветственными возгласами в стойбищах ненцы.

«Ань-доро-ва-те, Нецуй! — весело лепетала детвора в интернатах. — Нецуй, Нецуй!»