Владимир Степаненко - Майские ласточки

Проходя мимо стоящих на линейке Ан-2 и вертолетов Ми-8, он старался удержать в памяти укатанное снежное поле в потеках керосина и масла, чахлые деревья осенней посадки. Мысленно прощался с аэродромом, диспетчерской, с самолетами и вертолетами.

Разговор в кабинете командира отряда оказался неожиданным для молодого летчика. Васильев не объявил ему об увольнении, как будто не было никакой аварии, а предложил лететь в Тюмень вместе с Томасом Кузьмичевым. Местный комитет поручил им купить мебель для квартиры Нецветаева в подарок ветерану войны от летчиков объединенного отряда.

— Григория Ивановича врачи отправили в больницу с приступом стенокардии, — и в голосе его послышалась строгость, словно хотел предупредить, что не потерпит никаких отказов. Казалось, он знал от врачей состояние больного, но не имел права сообщать о нем ни намеком, ни выражением лица.

У Олега Белова дрогнули губы. Вспомнил последний вечер на квартире у заслуженного летчика. Тогда они засиделись далеко за полночь. Хозяин рассказывал один случай за другим из своей летной практики, посадку на одну лыжу, сломанный стаей гусей винт. Гости ушли, унося дорогие подарки. Олегу достался планшет с картами, а Томасу Кузьмичеву — летные краги и очки…

…Томас Кузьмичев знакомил товарища с большим городом. Они отказались от переполненного троллейбуса и пошли ходить по улицам пешком.

Из одного переулка выбежала веселая стайка школьников. Впереди шествовала девушка-экскурсовод, держа перед собой маленький черный микрофон.

— Дети, мы вышли на главную улицу города, — торжественно объявила экскурсовод и очертила полукруг рукой. — Раньше эта улица называлась Царской, а теперь — улицей Республики. В названии заключен глубокий смысл. Разве не революция, что в Западной Сибири нашли нефть и газ? Это в нашей республике и нас, тюменцев, по праву называют революционерами, первооткрывателями подземных кладовых: Самотлора, Нижневартовска и Уренгоя? Именно они дают сейчас основную часть нефти и газа…

Олегу Белову понравилась открывшаяся за высокими домами огромная утопающая в цветах площадь, но насладиться этим зрелищем он не успел.

— Олег, смотри, справа наше управление! — обратился к нему Томас Кузьмичев, и этим невольно напомнил о недавней аварии. Настроение было испорчено.

Поздно вечером, когда друзья вернулись в гостиницу, дежурная по этажу остановила их.

— Молодые люди, кто из вас Белов? Телефон все уши прожужжал. Весь день вас разыскивали.

— Кто звонил? — дрогнувшим голосом спросил молодой летчик.

— Не разобрала. Вроде бы мужчина. Видать, из начальников… Разговаривал со мной строго…

Не успели летчики дойти до своего номера, как их опять остановил громкий голос дежурной.

— Белов, к телефону.

Дальше все произошло, как в детективном романе. В вестибюле Олега Белова встретил незнакомый шофер. Предложил сесть в машину.

Летчику показалось, что его арестовали, и он терялся в догадках, что же произошло.

Машина остановилась перед высоким домом. Шофер чуть улыбнулся и сказал:

— Подымайтесь на третий этаж. Квартира сорок.

Дверь, обитую коричневым дерматином, открыла сухонькая старушка с пучком седых волос на затылке. Предложила раздеться.

— Сам уже звонил, сказал, скоро будет, — старушка провела в комнату. — Подожди пока. Газеты почитай или журналы. Их здесь много.

Олег Белов осторожно подсел к журнальному столику. В ярком кругу торшера лежали раскрытые журналы и газеты. Полумрак затенял стены комнаты.

— Люстру бы зажег, — сказал старушка ворчливо. — Ты вроде самого. Любит он посумерничать.

Щелкнула невидимым выключателем. Под потолком вспыхнула большая люстра, и комната сразу словно раздалась в ширину, стеллажи с книгами заблестели зеркальными стеклами.

Оглядывая чужую комнату, Олег увидел на стоне оленьи рога, висевшие охотничьи ружья, фотографии в рамках. И вдруг глаза остановились на модели самолета. Торопливо пересек гостиную. На письменном столе стоял Як-3 с красным коком. По фюзеляжу красные звезды. Одна к одной — все шесть!

Летчик почувствовал волнение. Целая жизнь связывала его с этой моделью: на левой руке остался шрам от острого ножа, когда он строгал фюзеляж, на Як-3 летал отец, летчик-истребитель Сергей Ромашко.

Вглядываясь в сверкающую модель Як-3, он светлел лицом, вспомнив, как в детстве играл в тяжелые бои с фашистами. Он сбивал их одного за другим в небе Берлина, а на полу мелом были вычерчены улицы города: Тиргартен, канал Тельтов, Унтер-ден-Линден. Большой круг обозначал рейхстаг, а два квадрата — имперскую канцелярию.

Неотрывно смотрел на модель Як-3 и не мог понять, как она оказалась в Тюмени?

Стук открываемой двери вернул Олега Белова к действительности. Он почувствовал устремленный на него взгляд. Боялся повернуться, встретиться глазами с гвардейцем.

— Здравствуй, Олег! — стараясь не выдать волнения, тихо сказал Иван Тихонович Очередько. — Здравствуй!

Олег напряженно смотрел на стоящего перед ним мужчину с седыми волосами. Робкая улыбка на его лице сменилась виноватой. Он не знал, как ему держаться перед начальником управления. Куда деть руки?

— Здравствуйте…

— Поняли свою ошибку при взлете с болота? — без обиняков спросил Очередько.

— Плохая техника пилотирования.

— Сами поняли или вам объяснили?

— Объяснили. Сначала члены аварийной комиссии из управления, потом командир отряда Васильев и комэск Ачкасов.

— Признание — первая победа! — Иван Тихонович сиял Як-3 с письменного стола, и модель истребителя повисла в воздухе.

— Товарищ начальник управления, расскажите о последнем бое над Берлином, — тихо прошептал Олег.

— Для тебя я Иван Тихонович. Я знал, что ты попросишь меня об этом…

Было уже за полночь, когда Очередько закончил свой рассказ. Взволнованный и притихший сидел перед ним. Олег, заново переживая свой опрометчивый поступок с письмом, незаслуженное обвинение, брошенное в адрес фронтовика. Как летчик он по-новому оценил действия того далекого воздушного боя над Берлином и действия гвардии старшего лейтенанта Очередько, которые диктовались тактикой.

Его мысли прервал голос Ивана Тихоновича.

— Олег, я допустил тебя к полетам. Долго выбирал решение: с одной стороны, прямое нарушение инструкции по полетам, а с другой — вера в человека. Я выбрал последнее… Сдашь комиссии экзамен в отряде и летай…

— Спасибо, — Олег нашел обожженную руку Ивана Тихоновича и крепко ее пожал.

Стояла глухая полярная ночь. Днем синие высокие сугробы чуть, серели, и сверкающая белизна снега к ним уже больше не возвращалась. На тундру и море овчинной шубой наваливалась темнота без звезд и луны.