Владимир Степаненко - Майские ласточки

Может быть, потом у них с Чеботаревым и будут еще встречи, но сейчас она приказала себе не думать о нем. Принялась мысленно обставлять балок, в котором собиралась создать для дорогого муженька настоящий семейный уют. Перво-наперво кровать застелет шелковым, атласным покрывалом. Для подушек купила накидки с прошвой. Заставит она Архипа щеголять в новых рубашках. К каждой под цвет свой галстук. Пусть пофасонит муженек всем на зависть. Должен понять, что женился не зря. Она сумеет вывести его в люди!

…И все-таки встречи с Чеботаревым Зина не избежала. Смотрели друг на друга напряженно, изучающе, словно незнакомые.

— Как живешь?

— Ничего, — ответила женщина, стараясь отвести скорей глаза, чтобы рабочие не заметили, как у нее дрогнули ресницы. Сдержалась, чтобы не броситься Чеботареву на шею, вдоволь выплакаться. Он, он виноват, что она вышла замуж, окрутила неопытного молодого парня.

— Замужем?

— Вышла, — в упор посмотрела ему в глаза. Старалась узнать, как отнесся он к ее известию.

— К нему летишь?

— Не к чужому же дяде! — и Зина отвернулась от Чеботарева, давая понять, что разговаривать больше не хочет.

— А я вот лечу наниматься на работу! — неожиданно для самого себя сказал Чеботарев и почесал затылок. Удивленно прислушался к произнесенной фразе, не особенно веря в нее. — Хочу понять, чем Кожевников заворожил всех. Разговаривал с буровиками, хвалят не нахвалятся. Павла Гавриловича я давно знаю. Учился у него работать, такое было. Казалось мне, что я все постиг, обогнал своего наставника. Да если и по наградам судить, то давно перешиб его по всем статьям. И золотом отмечен… А вот теперь засомневался… Может быть, это еще не самое главное? Что же тогда главное для рабочего человека? Труд? Совесть? Ты как думаешь? Или тоже не знаешь?

Кожевникова прилетевшие Чеботарев и Зина отыскали в балке. Он разбирал исписанные бумаги, что-то считал на счетах. Около стола, рядом с мастером сидели Владимир Морозов и Сергей Балдин. Инженеры Лягенько и Шурочка Нетяга рассматривали образцы пород.

— Привет, мужики! — громко сказал Чеботарев, входя в балок и загородив широкой спиной свою спутницу.

Зина выглянула и увидела сидящих мужчин. Кто из них буровой мастер, определить сразу не смогла.

— Здравствуй, Николай!

По цепкому взгляду, который бросил на Чеботарева невысокий худощавый мужчина с красным, задубевшим лицом, догадалась, что за столом сам Кожевников. Одет просто, по-домашнему: на старенькую гимнастерку наброшена стеганая безрукавка, очки с отломанной дужкой косо посажены на носу. Он напомнил портного, для полного сходства не хватало только висящего на шее клеенчатого метра и больших ножниц в руке.

Владимира Морозова и Сергея Балдина Зина хорошо знала, и каждый из них был для нее по-своему неприятен: Сергей Балдин не ответил на ее внимание, Владимир Морозов вообще выгнал из балка. Принялась разглядывать инженеров. Лягенько тоже свой, работал в бригаде Чеботарева. А вот сидящий рядом с Лягенько высокий парень ей не знаком. Он сидел, не обращая ни на кого внимания, блестящие спицы мелькали в его проворных руках. Едва удержалась, чтобы не прыснуть со смеху. «Ну, бригада! Такой же, видно, и бригадир, не то, что Чеботарев. Он-то настоящий мужик, а не дед в бабьем ватнике. Вовремя мог и прикрикнуть на рабочих, и припугнуть, когда надо. А то и зубы показать!»

— Павел Гаврилович, я вот решил посмотреть, как вы работаете. Разрешите?

— Конечно. Гостям мы всегда рады, — приветливо ответил Кожевников. — А особенно тебе, Николай. Должны спускать скоро колонну, посмотришь.

Чеботарев снял меховую шапку и, отыскав в стене балка вбитый гвоздь, повесил.

— Могу и подсобить. Должностенка мне на первый случай найдется у вас?

— Должностенка? — Кожевников снял очки и старательно протер стекла. — Должностенка? Тебе, Николай Евдокимович, по твоему опыту и званию должность нужна, а у нас в бригаде все под завязку. Полон штат. И потом, на работу принимаем по конкурсу.

Чеботарев изумленно посмотрел на Кожевникова. К лицу прилила кровь, глаза потемнели.

— И мне конкурс держать? На какую же должность?

— Не знаю, — Кожевников развел руками. — Бурильщики у нас есть. Два помбура будут нужны.

— Кожевников, пошутил — и хватит. Я — Чеботарев. Ты не обознался случаем? Какой мне экзамен устраивать?

— Знаю, Николай. Ты — Чеботарев, и я для тебя мог бы сделать исключение, но как на это посмотрит бригада?

— Хватит чудить, Кожевников! — Чеботарев кулаком ударил по крышке стола. — Я — Чеботарев, и одолжения мне не нужно. Я сам могу вам всем устроить десять экзаменов. Да кто вам дал такое право устраивать мне экзамен? Кто вы? Работяги!

— Ломать стол не стоит, — поднялся Кожевников. — Стол государственный. Как говорят, на балансе. А право устраивать экзамен на замещение рабочих должностей установила наша бригада, все рабочие бригады, а не работяги. В этом есть разница! Мы коллективно руководим, Николай, и ты зря не горячись.

Разъяренный Чеботарев вышел в тамбур. Долго гремел кружкой, наливая воду из бачка. Вот теперь-то ему все ясно, разобрался, наконец, кто мутил воду в бригаде. Не Рамсумбетов — буровики. А Кожевников здорово постарел. Его жаль, не понимает, куда они его тянут. Глядишь, на очередном конкурсе и ему сделают ручкой: отстал, мастер, иди гуляй… Нет, не останется он в бригаде ни на секунду, немедленно улетит. На «Горке» начальник экспедиции Эдигорьян и главный инженер Кочин не посмели бы с ним так разговаривать. Кто-кто, а он знает себе цену. Если собрать все заметки по газетам, которые писали о нем корреспонденты, вышла бы толстая книга. Книга о нем, Чеботареве. О его мастерстве и удаче, прославленном буровом мастере, заслуженном орденоносце. А здесь… экзамены!..

Но погода испортилась, и вертолет не прилетел на Р-19.

Три дня Чеботарев лежал в балке Сергея Балдина на койке улетевшего в отпуск электрика. Время проходило в полудреме, а когда все же засыпал, сон был коротким и беспокойным.

Балок прожигал морозный ветер. Он дул все время в одном направлении — с моря, часто переходя в ураган.

Чеботарев злился. Разговор с Кожевниковым слышала Зина, и она под конец тоже выступила против него. Он мстительно представил, как в свое время обнимал ее податливое тело, всегда горячее и желанное. Помнил все вырванные в диком угаре слова: «Миленький, желанный, родной, близкий, медведь!..» Все забыла, отмела…

Чеботареву захотелось ударить Зинку, рассчитаться бы и с Кожевниковым. Но напрасно он распалял себя, знал, что никогда не осмелился бы поднять руку на Зину, на Кожевникова.

Но злость не проходила, лишала покоя. Он пытался докопаться до причины, понять, чем Кожевников завоевал авторитет у рабочих. Почему они простили ему месячный простой? Ведь каждый недополучил в зарплате! Об этом говорили в управлении, считали, что песенка Кожевникова спета и лететь ему с бригады как дважды два. А вышло все наоборот, вопреки предсказаниям некоторых торопыг — главного энергетика и молодого специалиста Аккуратова. Припомнил тот день, когда столкнулся с ними в кафе. Знакомства не искал. Они сами подсели к нему, стали жаловаться на несправедливость в бригаде Кожевникова. Говорили много, поносили мастера последними словами. Но Чеботарев видел, что Дед верил в Кожевникова, и оказался прав. После временных неудач к бригаде Кожевникова действительно пришла победа!