Владимир Степаненко - Где ночует зимний ветер

— Ни в кого.

— А зря.

— Не думаю. У меня своя голова есть.

…Утром я помогала Вере выдавать продукты уходившим в маршрут геологам. А их помощниками — коллекторами, шли студентки.

Тося Ермолова появилась вместе с Сергеем. Геолог был предупредителен, пропустил ее первой в палатку. Вера сразу начала злиться, стараясь не замечать студентку.

Тося развязывала свой рюкзак. Перестала языком перекатывать за щекой конфету.

— Вера, какие у вас есть конфеты? Я сладкоежка.

— «Театральные», «Ромашка», «Клубника со сливками», — перечислила я. — Есть сливочное печенье и галеты.

— Сергей, я возьму конфет «Клубника со сливками».

— Сойдут.

— Запиши на Сергея Краснова и Ермолову банку тушенки, банку сгущенного молока, пачку галет и двести граммов конфет «Клубника со сливками»! — сказала мне повариха.

— Вера, запиши еще банку клубничного варенья, — попросил Сергей.

— Галеты дам, а конфет и варенья нет, — отрезала повариха. — Ящик я еще не вскрывала.

Я протянула студентке пачку сахару. Мне было неудобно перед ней, словно я ее обидела. Когда Сергей с Тосей ушли, я набросилась на Веру.

— Тебе хорошо, — оправдывалась повариха. — А я Сергея люблю… Вареньем хочет привадить… сладостями… Я знаю.

— Она сладкоежка.

— А мне какое дело?

С Александром Савельевичем в маршрут собралась идти Лариса Чаплыгина. Признаться, я с трудом узнала болтушку: от прежней бесшабашной веселости и озорства у нее ничего не осталось. Изменил внешность студентки и костюм. Даже волосы она зачесала по-другому. В зеленой штормовке, узких брюках, заправленных в сапоги, она напоминала парня. И движения ее маленьких проворных рук стали резкими, мужскими.

Пока Лариса укладывала продукты, собиралась, начальник отряда просматривал у геологов карты. Потом старательно проверил у каждого компас, запасы продуктов, ножи, коробки со спичками.

Александр Савельевич показался мне слишком придирчивым и строгим.

— Обедаем в восемь. К этому времени всем вернуться.

Первым из лагеря ушел Боб Большой с Галей Воробьевой. За ним направился Боб Маленький с Розой. Он торопливо шагал, словно боялся отстать от своего старшего товарища.

Александр Савельевич набросил лямки рюкзака на плечи. Прихрамывая, вышел из палатки.

Я смотрела с грустью на уходивших и завидовала студенткам. Мне самой хотелось уйти в маршрут с геологами.

Около маленького ручья, куда я ходила рвать полярные маки, геологи расходились. Боб Большой со своей напарницей свернул в правую сторону. Президент с Зиной подымались вверх по ручью.

Дальше всех прошли Сергей и Тося Ермолова. Они держали путь к острому пику вершины.

— Всех проводили, отдохнем, — сказала Вера с ребячьей беспечностью, расчесывая волосы. — Анфиса, хочешь чаю? Я варенье достану. Ты какое любишь?

— Сладкоежке отказала, а я не хочу!

— Ты меня не учи, молода! Почему Тоська уцепилась за Сергея? Ты скажи? Ведь другие геологи есть.

— Бесишься, — недовольно тряхнула я головой.

— Проваливай!

Около палатки сидел Володька Свистунов и строгал ручку лопаты. Ворот рубашки расстегнут.

— Володька, бога нет! — громко сказала я, заметив на шее ржавый крест, и села напротив него. — Ты об этом слышал?

— Приходилось. — Володька застегнул рубаху. Зевнул, хрустнув челюстями. Поскреб пальцами бороду. — Ты, безбожница, зачем пришла?

— Вера чай приглашала пить. Пойдешь — вареньем угостит.

— Приду.

— Знаешь, студентка одна в тебя влюбилась. А за что, не пойму: зарос, медведь медведем.

— Ты не любишь?

— Много чести будет.

— Прибежишь еще целоваться в палатку ВВ.

— Жди после дождичка в четверг…

Долго я слонялась по лагерю и не знала, чем занять себя. Ольга сидела за приемником: готовилась к радиопередаче. Идти со мной на реку ловить хариусов не могла.

На берег Хауты я пришла одна. Снег осел, и ноги мои по щиколотку тонули в жидкой грязи.

За поворотом я увидела Свистунова. Он намыливал белье.

— Володька, давай лохмотья! Посмотри, как шею стер! — протянула руку к медной цепочке креста.

— Не смей! — Свистунов от злости сузил глаза.

— Зачем тебе этот крест?

— Я зарок дал его носить. Ты что чудишь? Не приставай. Фраеру морочь голову, а мне не надо!

Первый раз мне стало страшно стоять рядом с Володькой из-за его грубых и непонятных слов. Зачем притащилась на реку? Не могла подыскать себе дела? В камералке осталась книга Александра Савельевича «Особенности тектоники Северного Урала». Села бы читать. Ну, что я для Володьки? Мышонок? Он не мальчишка, не Алик Воронцов, не Вася Кукушкин и Олег. Здоровенный мужик! Разозлится, глаза злющие, того и гляди ударит!

Свистунов вдруг смягчился.

— Не люблю я грязного белья, — примирительно сказал он. — Заставил Аверьяна вымыть ноги и выстирать портянки. Не сделает — вымету из палатки.

— А если не послушается?

— Ты что, в самом деле чокнутая? Заставлю!

— Володя, дай крест посмотреть.

И сама сняла толстый кусок ржавого железа.

— Зачем таскаешь такую тяжесть? Давай выброшу! — Я раскрутила крест, готовясь кинуть его в Хауту.

— Не смей! — Бугор закричал и бросился на меня, сжал стальными пальцами руку.

Крест упал на камни, звонко лязгнув. Я вырвалась и побежала. Показалось, что в руке у Свистунова острый нож.

Расстроенная, я пришла на кухню к Вере.

— Что случилось, коза?

Я промолчала. Принялась мыть миски, чтобы занять себя.

Вера подавила тяжелый вздох.

— Не хочешь говорить, твое дело, — достала из кармана круглое зеркальце, разглядывала свое лицо. Ей не понравились брови, и она подчернила их карандашом. — Анфиса, скажи, кто красивее, я или Тоська?

— Ты.

— А по правде?

— Ты, ты, ты! Довольна?

— А Лариса красивее меня? Они с Сергеем будут целый день вместе… Хотя бы завтра в маршрут с другой студенткой пошел… Ты не слышала, постоянно будут ходить одними парами?.. Я ему сама варенье наложу… Чем бы его еще угостить? Ты не знаешь?

— Испеки пирог.

— А где духовка? Ни печки, ни духовки. Что на керосинке сделаешь?

— Мама пекла пирог на сковородке… Она рассказывала, после войны голодно было… Хлеб по карточкам выдавали, сахар по карточкам… Дома ни грамма муки. Папа с фронта приехал… Мама булку размочила в молоке. В середину повидло положила… Пирог вышел… Так они вдвоем Победу и отпраздновали… Варенье у тебя есть, сгущенного молока дополна… Поняла?

Вера порывисто обняла меня, принялась целовать.

— Анфиса, ты золотко! Век тебя не забуду!

Но мне было не до ее дел. Хотелось побыть одной, разобраться в Володьке и в словах Гущина.

Ничего хорошего я не ожидала от высокой женщины с грубым, прокуренным голосом, которая тащила меня за собой по темным улицам. Я не могла понять, откуда она взялась и что ей от меня нужно.