Владимир Степаненко - Где ночует зимний ветер

Мы не скоро отыскали Володьку Свистунова. Он стоял в воде и сосредоточенно перекидывал леску, то подтягивал удилище, то отпускал, и тогда леска уносилась быстрым течением. Тряс кончик удилища. Крючок вылетал из воды и, прочертив дугу, падал.

— Свистунов, поймал? — громко закричала я.

— Есть малость! — Володька обернулся ко мне, увидел Александра Савельевича. — Пришли посмотреть? Цепляется! — Выдернул из рыжей бороды волосок и старательно привязал его к крючку. — Обманку сбили! — сказал он, как будто оправдывался перед нами за свою нерасторопность.

Володька выкинул из воды на камни сильную рыбу с толстой синеватой спиной. Меня поразил высокий плавник. Он раскрылся, как веер, переливаясь всеми цветами радуги — от красного до зеленого.

Сзади послышался шум осыпающихся камней. К воде сбежал Лешка Цыпленков. Заметил в воде мокрый мешок с рыбой и вытащил его.

— Бугор, ты поймал? Сколько штук?

— Не считал, некогда!

— На что ловишь?

— На обманку.

— Я на печенье пробовал.

— Хариус не плотва, — сказал со знанием дела Александр Савельевич и укоризненно покачал головой. — Знать надо!

— А где я возьму обманку?

— Иди, я поделюсь с тобой, сирота, — сказал Володька Свистунов, сверкая белыми зубами.

— Правильно, с товарищами надо всегда делиться! — Лешка Цыпленков шагнул к Свистунову.

Володька ухватил Цыпленкова за черную бороду и резко рванул.

Лешка взвыл от боли и ладонями вытер засверкавшие слезы.

— Выбирай обманки! — Свистунов держал в руке пучок черных волос. — Спасибо скажи, я не жадный. Привязывай к крючку и лови.

Цыпленков растерянно моргал глазами. Смотрел на Александра Савельевича. Он стеснялся попросить совета и боялся снова попасть впросак.

— На обманку хариус хорошо клюет! — сказал Александр Савельевич, озорно улыбаясь.

Лешка Цыпленков взобрался на камень. Не успел он забросить крючок в воду, как выдернул большую рыбу. От радости он запрыгал и стал дурачиться:

— Обманка, обманка!

— Бугор, ты настоящий рыбак. Настоящий, — сказал Аверьян Гущин, подходя к нам. — Килограммов двадцать набил. В городе могли бы весь улов продать. По рубчику за кило — двадцать. А по два рубля — уже сорок. Погуляли бы! Ух!

— Я поймал пятнадцать штук! — хвастался Лешка Цыпленков, размахивая свободной рукой. — Сейчас посолю. Анфиса, дашь мне соли?

— Соли не жалко! — я обернулась к Свистунову. — Володя, а ты что будешь делать со своей рыбой?

— Попробую завялить.

…Второй день над палатками висело солнце. Острые зубцы хребтов сверкали серебристой белизной. Солнце скатывалось к горизонту, и хребты окрашивались красным пурпуром. Казалось, что цвели горы, облака, вода в ручьях, озерах, моховые кочки, снег и льды.

Каждое утро мы нетерпеливо смотрели на небо, ожидая вертолета. Но он не прилетал. И только на третье утро нас разбудил треск мотора. Звук стремительно нарастал, как горный обвал. Вертолет перевалил через высокий хребет с острыми пиками, держа путь к шесту с красным флажком.

В стеклянной кабине я увидела двух летчиков в черных шлемофонах. В круглых окошках торчали знакомые лица ребят: Боба Большого, Веры, Сергея.

Вертолет начал опускаться. Лопасти большого винта сгоняли воду с площадки, пригибали траву, обрывали желтые головки полярных маков.

Колеса коснулись земли. Хлопнула дверь, и из кабины первыми выпрыгнули летчики.

Мы бросились навстречу ребятам, не разбирая дороги, сбивая кочки, шлепая по воде.

— Здравствуй, Вера! — обрадованно закричала я, целуя повариху. — Боб Большой, здравствуй! С приездом, Сергей!

— Как ты тут, курносая? — спросил, улыбаясь, Сергей.

— Как видите, не пропала.

— Анфиса, — поманил меня рукой Александр Савельевич. — Придумай для всех званый обед. Надо накормить летчиков.

— Сварю уху!

— Хорошо.

Я отыскала Лешку Цыпленкова.

— Леш, я возьму твою рыбу. Надо сварить уху ребятам. Летчиков угостим.

— Надумала! Я вялить решил.

— Жалко стало? Жалко? Эх ты, жадюля!

Надо было отыскать рыбаков. Стала вспоминать, кто ловил на реке. Побежала туда. Навстречу мне попался Володька Свистунов.

Он нес на плече большой ящик из-под консервов, полный серебряных хариусов.

— Анфиса, тебе письмо привезли. Боб Большой сказал. Подговори девчат, чтобы моих хариусов быстро почистили. Ухой угостишь!

— Володька, а ты человек! — я подпрыгнула и чмокнула Свистунова в колючую щеку. — Ты человек, человек!

— Девочки, ставим камералку, — сказал Александр Савельевич, обращаясь к студенткам, прибывшим на практику. — Познакомимся позже, а сейчас за работу. Время дорого. Вера, принимай хозяйство от Анфисы. Командуй на кухне. Свистунов, ты с Цыпленковым и Гущиным перенесешь взрывчатку в палатку ВВ.

— Камералка, камералка! — в четыре голоса обрадованно закричали студентки и радостно запрыгали.

Вера недовольно засопела. Настроение выдало ее лицо: с острых скул сбежал румянец.

— Камералка не для нас с тобой, Аникушкина! — сказала она сердито. — Знай, сверчок, свой шесток. Носами мы с тобой не вышли… работяги мы… Поняла? Мое место у керосинок, а твое — куда определят… На подхвате будешь.

— Брось злиться, — обняла я подругу. — Ты знаешь, что такое камералка?

— Нет.

— Ты у Сергея не спрашивала?

— Не было такого разговора, — Вера повернулась в сторону снежного хребта. — Сейчас поняла… Зря нанялась работать в экспедицию… Зря за деньгами погналась… Ты не жалеешь? Ты плакала, я видела.

— Не жалею! — Я не хотела признаться Вере, как я рада, что, наконец, освобождаюсь от кухни и передаю ей закопченную палатку, чадящие керосинки, примусы, поджарки и каши, банки с супами и рассольниками. Мои волосы и так пропахли соусом, луком и жиром.

— Чудишь ты, Анфиса! Передо мной-то хоть не хитри!

Скоро мне пришлось убедиться, что Вера зря злилась. Для Александра Савельевича мы были все равны. Пришло время ставить шатровую палатку, он нас с Верой не забыл, позвал.

Мы держали столб, пока Лешка Цыпленков и Володька Свистунов забивали металлические ломы в камни и закрепляли его веревками. Одна растяжка лопнула, столб упал, и брезент, как огромный купол парашюта, накрыл работавших. Девчонки испуганно завизжали. Я упала на студентку.

— Больно? — спросила я.

— Нет. А тебя не ударило?

— Чуть-чуть. Терпеть можно.

— Давай познакомимся, — сказала девушка. — Я Тося Ермолова, учусь на втором курсе, а мою подругу зовут Зиной.

— Москвичка?

— Нет, воронежская.

— Я Роза, — пропищала сбоку девушка, протягивая мне ладошку. — Учусь на втором курсе. Родилась в Тобольске.