Владимир Степаненко - Где ночует зимний ветер

Александр Савельевич выбрал стол, Боб Большой — ящик, Президент — фанерный лист, Боб Маленький — правый угол. Минералы Сергея лежали в углу между мешками с теплыми вещами и запасными палатками.

Решила проверить себя. Взяла один мешочек и развязала. «Маршрут восемьсот», — прочитала я верхнюю цифру на образце. «Маршрут восемьсот»… По этому маршруту я первый раз прошла с Александром Савельевичем по Главному, его хребтам и ущельям. «Анфиса, пойдешь по азимуту. Через каждые сто шагов бери образец», — вспомнились мне его слова.

Второй мешочек достала из кучи Сергея. «Маршрут восемьсот пятьдесят четыре». В руке я держала камень с зеленым отливом. По сколу блестели металлические звездочки, рассыпанные, как черные маковинки. «Халькопирит, — определила я. — Хороший образец». Теперь Сергей ходил без меня. Интересно, кто у него коллектором? Позавидовала этому коллектору. Сейчас я понимала Веру, ее ревность. Сергей — интересный человек, увлеченный. Я присела около мешочков и достала образцы. Захотелось сравнить наши первые образцы с последними. Почти рядом — Главный, Скалистый и Братишки. Перешли с Главного на Скалистый, — образцы другие. Не нужно быть искушенным геологом, чтобы заметить разницу. Мне не понравился коллектор Сергея. Мешочки свалены в кучу и не разложены по маршрутам. Тут же решила навести порядок. Выстраивала мешочки по маршрутам, строго подбирала по номерам. Случайно попался мешочек по нашему маршруту: «БКЛ — брючный карман левый». Вспомнила, как смеялся Сергей моему обозначению «ШКП — штормовка, карман правый».

Мешочки подбирала один к другому. Мысленно я второй раз проходила по маршруту, припоминала остановки, ручьи, скалы, ущелья и крутые склоны.

Мы с Сергеем перешли по снежному мосту на другую сторону ручья. Перед нами красавец олень провел своих важенок. Вспомнила узкую тропинку в темном ущелье, страшный камнепад. Сергей загородил меня тогда собой.

В руках у меня оказался голубой мешочек. Я удивленно разглядывала его. Мешочек с образцами передал мне геолог. Захотелось узнать, что заинтересовало Сергея тогда на маршруте. Осторожно раскрутила бумажку. Заметила короткую надпись карандашом:

«А», ты хороший парень! Только не смейся. Я знаю, должен сказать: я люблю тебя!».

Кровь прилила к лицу, глухо застучало сердце. Снова я открыла чужую тайну. Сдерживая волнение, перечитала записку, стараясь вникнуть в смысл. Кто ее написал? Неужели Сергей? Не ошиблась ли я? Но почему он поставил букву «А»? Должен был написать «В». Вера, ты хороший парень! А вдруг записка написана мне? Все совпадало. «А» — это моя буква. Ан-фи-са! «Анфиса, ты хороший парень!».

Я выглянула из камералки. В лагере по-прежнему ни души. Тихо. Так же надоедливо стучал дождь. Капли глухо били по брезенту. Я заставила себя успокоиться. Положила на стол записку, разгладила ее рукой. Перечитала второй раз подряд. «А», ты хороший парень! Только не смейся. Я знаю, должен сказать: я люблю тебя!». Я прижала руку к щекам, чтобы унять жар. На обороте нашла приписку:

«Честное слово, я скажу тебе эти слова при нашей встрече. «А», я люблю тебя!».

Неужели мы не встречались с Сергеем после маршрутов? Я наморщила лоб. Да, это так. Я осталась с ребятами на Хауте, на камнях, а он ушел в маршрут. Пришла в новый лагерь и снова не застала его на месте.

— Сергей, неужели ты написал мне? — громко спросила я. — Знаешь, такими словами не шутят. Я найду тебя сегодня. Если ты не трус, скажешь: «А», ты хороший парень. Я люблю тебя!».

Огромная радость захватила меня. Я забыла о своем недомогании. Бережно спрятала голубой мешочек с запиской и образцами в карман.

«БКП — брючный карман правый», — рассмеялась я, представляя растерянное лицо Сергея.

Я направилась в кухню. Теперь я знала, что мне делать. Поскорей приготовить ужин. Намерзшиеся под дождем геологи, коллекторы будут рады горячей пище и чаю.

В большой кастрюле — гороховый суп. Вера, уходя из лагеря, заранее приготовила ужин. Моя задача упрощалась. Но мне захотелось показать себя. Перетрясла все ящики и коробки.. Нашла банки с рассольниками, борщами, сгущенным молоком. На растяжке палатки висели три большие рыбины с темными спинами в красных точках. Наверное, приходил Саварка.

— Ань-доро-ва-те, Саварка! — громко поздоровалась я с воображаемым мальчишкой. — Тарем, тарем! Молодец Саварка! — Достала острый нож и принялась разделывать рыбу, удивляясь ее красному мясу.

Скоро загудели три примуса, наполняя палатку теплом. Ломаный верх брезента крыши быстро просыхал и светлел.

Загремел потревоженный гравий.

— Входи, Саварка, сейчас будем абурдай.

Но раздался мужской голос:

— Можно войти?

— Лешка, входи, к чему церемонии?

В дверь просунулось плечо, а потом влез незнакомый человек.

— Я не Лешка! — Он внимательно посмотрел на меня. — Я Николай Николаевич.

— Вижу: не Цыпленок! — нетерпеливо сказала я, чтобы скрыть свою растерянность.

— Взрывник я. С Саурейского лагеря притопал. Говорят, потрафило вам. На богатый рудоносный слой наткнулись.

— Говорят. — Я узнала пришедшего и успокоилась. Стоял передо мной Коль-Коль — чудесный умелец.

— А кто открыл?

— Сергей Краснов. — Я почувствовала, что обязана все рассказать взрывнику о геологе.

Но взрывник опередил меня вопросом:

— Рыбу жаришь? Вкусно пахнет. Кто поймал?

— Саварка принес. На озере надергал.

— Ненецкий мальчишка? Встретил я одного. Значит, он от вас шел к своему стойбищу.

— Приходил… Клюквой угощал.

— Слышала? Получили телеграмму. Взрывника вашего отправили самолетом в Тюмень.

— Ногу не отрежут? — затаила дыхание.

— Зачем? Лечить будут… Я посижу тут. — Коль-Коль сбросил мокрый рюкзак. — Ты ругаться не будешь? Я немного погреюсь. Три примуса не солнце, но…

— Грейтесь, Николай Николаевич. Вы не знаете, сколько сейчас времени?

— Пять часов.

— Скоро наши вернутся. Посмотрите за примусами, а я пойду ребят встречать. Чай закипит, гороховый суп погрейте. Мешайте ложкой, чтобы не пригорел.

— Не беспокойся. Все сделаю. Ругаться не будешь!

Я выбежала из палатки. Трудно сдержать себя. Я знала, что первая встречу Сергея. Он мне все скажет.

Сердце тревожно билось: не обманываю ли я себя? Выдумала про любовь. Может быть, вовсе не мне написана записка. Спорила, убеждала себя: Сергей полюбил меня. Нет у нас в экспедиции ни одной Александры, Агриппины, Алевтины и Анастасии. Я одна — Анфиса! Показалось, что он давно должен был признаться, и я это чувствовала. Не могла простить себе, что насмехалась над ним, когда Володька Бугор гладил его горячим утюгом. Какая я глупая!