Владимир Степаненко - Где ночует зимний ветер

День подходил к концу, а солнце так и не выглянуло. Пряталось где-то за черными тучами, подсвечивая их края красным светом.

От Скалистого медленно двигались сумерки, накрывая темным пологом тундру. Вода в озерах еще блестела, ловя последние лучи света. Встревоженно загоготали на озере гуси. «Песцы хитрые. Пришли охотиться, — я повторила слова Саварки. — Гуси линялые. Можно охотиться, бить палкой». Расскажу ребятам, Сергею!

На светлой полоске неба на линии горизонта я заметила фигурку человека.

— Ей-егей! — замахала руками. — Ей-егей!

— Эй, ей! — ветер принес мне в ответ далекий женский голос. — Ан-фи-са-а!

Голос показался мне знакомым, но не могла понять, кому он принадлежал. Быстро зашагала в темноту, шлепая по воде, цепляясь ногами за березки и камни. На бугре сидел Александр Савельевич. Тося Ермолова держала протез, перемотанный разными сортами проволоки. Геолог сосредоточенно орудовал плоскогубцами.

— Анфиса, ты почему встала? — строго спросила Сладкоежка. — Заболела, надо лежать. Александр Савельевич, полюбуйтесь на нее!

— Анфиса, в самом деле, почему ты встала? — спросил начальник партии, не прекращая работу.

— Опять сломали протез?

— Как видишь! Скажи, почему ты никого не слушаешься?

— Александр Савельевич, я поправилась. Честное слово. Саурейский взрывник пришел. Я его знаю: Коль-Колем зовут. Сидит, сушится около примусов. Хочу еще обрадовать: Володьку Свистунова в Тюмень на самолете отправили. Ногу ему спасут! Взрывник сказал. Правда, здорово?

— Очень рад за Владимира… Молодцы врачи… И без того хватает инвалидов войны… Взрывник пришел — тоже радость… Двинем теперь дело… Образцы Сергея отправим на сто десятый на анализ… Пускай шлифы приготовят… Рад я и за Сергея… Удача без труда не приходит!

— И я рада. А кто сегодня с Красновым коллектором? — спросила я с непонятным волнением. — Вера?

— Скандал получится! Лариса Чаплыгина пошла, — объяснила мне Сладкоежка. — У Сергея характер мягкий, согласился. А не следовало бы.

— А я думала, Сергей с Верой ушел, — ответила я Тосе Ермоловой и присела на корточки перед начальником партии. — Александр Савельевич, буду на вас жаловаться: нельзя вам далеко ходить. — Подняла протез. — Железа накрутили больше пуда. — Честное слово, пожалуюсь на вас. Себя не бережете.

— Подожди, ябеда, и без того моя Степанида в тревоге. Беспокоится. Отвезу шлифы на сто десятый, отдохну там. Да и протез отремонтирую как следует. Хочется до приезда в Москву все знать о горушке.

— Стала бы эта горушка Благодатью, — сказала я с улыбкой, вспомнив, как ветераны Добровольческого корпуса гордились в письме своим знаменитым Уралом.

— Пускай даже Высокой, — поддержала меня Сладкоежка. — Тоже неплохо.

— Горушка не подведет. — Александр Савельевич внимательно посмотрел на нас с Тосей. — Район перспективный… Образцы Сергея заставляют верить.

— Я пойду встречать Краснова! — сказала я нетерпеливо.

— Оставайся с нами, Анфиса! — улыбнулась Тося. — Мимо нас не пройдут. Я по тебе соскучилась.

— Правда, Анфиса, — поддержал Сладкоежку начальник партии. — Куда на ночь глядя потопаешь. Не пройдут они мимо нас.

— Торопыга, оставайся!

— Александр Савельевич, можно мне выучиться на взрывника? Вы сказали, что много зададите канав.

— В поле учиться трудно. Курсы есть специальные. Захочешь учиться, в Москве устрою тебя.

— Не забудьте о своем обещании…

Темнота стремительно шагала по тундре. Александр Савельевич торопился, скручивая проволоку. Мы с Тосей смотрели на его работу и молчали.

— Что-то вездеходчик задержался, — нарушил молчание начальник партии. — Боюсь я ленинградца одного отпускать. Все время ищет для себя приключений: вчера озеро вздумал переплывать. «Почему не объехал?» — спросил я его. «Машина плавает, хотел попробовать». Налетел на камень и застрял посередине озера. А на прошлой неделе в трещину залез, едва выбрался. Машину угробит и сам погибнет.

— Чудной он, — сказала Сладкоежка.

— Не знаете вы Мишу Маковеева, — заспорила я. — Хороший парень! Стихи любит. Сергей ему записывает.

— Он поэт? — спросил Александр Савельевич.

— Сам не пишет, но стихи любит читать.

В темноте раздался гул мотора и лязганье гусениц по камням. Ветер доносил звуки, повторяя их эхом в горах. Вездеход шел через тундру, натужно тарахтя, кроша стальными шпорами камни.

— Голод не тетка, — изрек громко Александр Савельевич и кивнул головой в темноту. — Не знает Маковеев, что Анфиса рыбы нажарила, а то бы прибавил газу.

Вездеходчик выскочил на прямую, слепя глазастыми фарами. Неожиданно остановился рядом с нами. Хлопнула дверка. Вывалился Маковеев и ошалело заорал:

— Сергей утонул! Александр Савельевич! Борис Ермаков за вами послал. Под снежник, должно быть, затащило Краснова!

— Где утонул? Как утонул! — закричал с болью в голосе начальник партии и запрыгал на одной ноге к вездеходу.

— Утонул! — Я заплакала, чувствуя, что теряю сознание. — Не верю, не верю!

Дальше все походило на страшный сон. Вездеход сорвался с места и полетел к Щучьей реке. Маковеев не выбирал дорогу, и мы подскакивали в стальной коробке кузова, как резиновые мячики.

Я сжимала в кармане голубой мешочек с запиской Сергея и боялась его потерять. Слезы лились по щекам и не приносили никакого облегчения. Я клялась Сергею, что через год снова вернусь к Камню, к его холодным и быстрым ручьям и рекам. Буду ходить по его маршрутам, искать медь. Я выбрала единственный путь и не сверну в сторону.

«Сергей, почему я тебя не увидела? Ты должен был, мне все сказать. Я в тебя верила, — шептала про себя, всхлипывая. — Я решила стать геологом. Знай!»

На Щучьей реке перекликались ребята. Вспыхивали и гасли дымные факелы. Тревожно выкрикивали имя геолога, и оно отзывалось в горах и ущельях.

— Сергей Краснов! Сергей! Сергей!

Издалека до меня долетел голос Александра Савельевича:

— Пятиозерное — богатое месторождение. Сергей Краснов его открыл!

Я не вслушивалась в слова начальника партии, потерянно вглядываясь в глухую черноту, вздрагивая от каждого громкого голоса перекликающихся парней, гремящей гальки и рева бешеной реки. Не хотела верить, что произошло несчастье и больше я никогда не увижу Сергея. Он должен жить, должен жить! Прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать готовый вырваться страшный крик. Но боль не заглушила мое душевное страдание. Почему я оказалась так далеко от него в минуту несчастья?

— Нашел! — перекрывая все голоса, закричал в сумасшедшей радости срывающимся голосом Лешка Цыпленков. Голос его сразу набрал силу от сознания выполненного долга и загремел, как горный обвал: — Нашел! Нашел!..