Евгений Воеводин - Похвали день вечером

Конечно, без работы он не останется, о чем говорить. Но невозможно представить себе, как это он, Алексей Савдунин, каждый день будет выходить из автобуса не у своего завода, а у какого-нибудь другого, который когда еще станет своим. Невозможно сравнивать свой завод, на котором проработал двадцать один год «чистого времени» (не считая поездок в Индию и Египет), и другой, где он будет лишь зарабатывать деньги.

И дернула его полгода назад нелегкая согласиться перейти во второй сборочный, да еще принять бригаду, сколоченную кадровиками с бору по сосенке! Он отбивался как мог — и в партийном бюро тоже отбивался, пока ему не сказали: «Надо ведь, дядя Леша. Ну, а для поддержки возьми кого-нибудь из своих…»

Ребята, узнав, что Савдунина переводят во второй сборочный и что кто-то из них должен уйти с ним, приуныли. Потом решили тянуть бумажки из шапки — кому? Тогда Володька Соколов сказал: «Бросьте, мужики. Я пойду. Оцените мою жертву кружкой пива».

Сидя ночами на кухне, Савдунин перебирал в памяти день за днем. Что-то, конечно, уже забылось, помнилось главное. Начальник цеха, молодой человек в больших очках, с постоянной трубкой во рту, сам знакомился с новой бригадой. Несколько человек собралось в его кабинете, где еще остро и неприятно пахло масляной краской. Савдунин и Володька Соколов сидели рядом; быть может, именно поэтому начальник цеха начал с Соколова, и Володька доложил, что он старый заводской кадр. Четвертый разряд. Савдунинская школа. Все! На нем была военная форма — парадный китель без погон, но с зелеными петлицами и знаком «Отличник погранвойск» II степени. Начальник цеха спросил: «Что, недавно демобилизовались?» — «Весной». — «Так и не обзавелись штатской формой?» — «А зачем? — спросил Володька. — Мне и в этой хорошо. Привык».

Потом — Сергей Непомнящий, длинный, угрюмый, с черными цыганскими глазами и длинными прядями волос, то и дело сползающими на лоб. Тоже четвертый разряд. До поступления на «Коммунист» работал на верфи.

— Почему ушли оттуда?

— Жилья не было.

Начальник цеха кивнул: что ж, причина уважительная. Здесь, на «Коммунисте», отличные общежития.

Матвей Козлов, оказалось, поступил по направлению райисполкома. Савдунин знал о нем раньше, еще до знакомства, от приятеля — кадровика. Разговор у них был случайный: встретились в проходной, вышли вместе, вот тогда знакомый и пожаловался, что директор давит на своего зама по кадрам со страшной силой: подавай ему для новых цехов не случайных людей, а корифеев. А где их возьмешь, корифеев? Вон вчера (честное слово, смехота одна!) мамаша привела своего сынка чуть не за ручку, как в детский садик. А дитятя, оказывается, отсидел три года, научился в заключении сварке, получил разряд — приходится брать. Другой пришел — в трудовой книжке сплошные взыскания, паспорт — пестрый, как леопард, весь в печатях «принят — уволен». Корифеи!

Парень, отбывший срок, и был Матвей Козлов. А второй — Георгий Лосев.

Зато сразу понравился Савдунину четвертый — Дмитрий Шилов, и, услышав его фамилию, дядя Леша спросил, по обыкновению делая паузу между каждым словом:

— К Дмитрию Дмитриевичу… бухгалтеру… отношение имеете?

— Я его сын.

Савдунин кивнул, и никто не понял, остался ли он доволен тем, что Дмитрий Шилов — сын бухгалтера Дмитрия Дмитриевича, или просто удовлетворил свое любопытство.

Бухгалтер Шилов, скончавшийся две недели назад, работал с женой Савдунина в Невском универмаге. Жена пришла с похорон зареванная. Шилова все любили, к тому же осталась огромная семья, жена и шестеро детей. Старший — студент, младшая в этом году в школу пошла… «Значит, — подумалось Савдунину, — студент поступил на завод, чтоб кормить семью».

— Вы знали отца? — тихо спросил Шилов.

— Нет. Знаю, что хороший был человек, — ответил Савдунин. — А вы… сварочному делу… где обучены?

— Учился в электротехническом, работал, — сказал Шилов. — Ездили в колхоз, там пришлось заниматься сваркой.

Савдунин опять кивнул.

…Ночь за окном была короткой. В шесть часов начало щелкать радио, и он приглушил его. Поставил на газовую плиту чайник. Ложиться уже не имело смысла: он всегда выходил из дома в семь.

С буфета на него глядел крокодиленок. У крокодиленка были немигающие желтые глаза-пуговки. Это чучело он купил в Бомбее, в маленьком припортовом магазинчике, где было все: нейлоновые рубашки, бананы, японские босоножки, кока-кола, часы-браслеты и вот такие чучела.

— Ну, зачем ты поставил на буфет этого зубастика? — донимала его первое время жена. — Посмотришь — и оторопь берет!

Он смотрел на зубастика, ждал, когда закипит вода, и вдруг подумал, что на свой завод ему осталось ходить всего-навсего три дня. Уговоры, конечно, не помогут. Раз он решил — все. Слишком тяжелой оказалась обида. Нет, не надо было соглашаться тогда, полгода назад, на переход во второй цех. Отбился бы, уперся бы и работал себе, как работал двадцать один год.

…Итак, вместе с ним в тот день в кабинете начальника цеха сидели пятеро — новая бригада сварщиков для нового сборочного.

В глубине цеха высилось модерновое сооружение из стекла и пластика — конторка начальника участка. Здесь, рядом с металлическими конструкциями, оно выглядело нелепо, как будто кто-то ради шутки перенес и поставил в цех цветочный киоск. Через большие стекла и впрямь виделись цветы — множество цветов, и среди них головка Шурочки Ляминой с немыслимо пышной прической, тоже похожей на желтую розу.

Конторку так сразу и окрестили «киоском».

Внизу, под «киоском», был экран с длинным рядом фамилий сварщиков и клеточками возле каждой фамилии. В клеточках Шурочка рисовала квадраты. Если красный — работа сдана с первого предъявления. Синий — обнаружен дефект, работа переделана. Черный — брак. Красные квадратики не назывались никак, синие — «синяками», черные — «южной ночью».

Первую «южную ночь» в бригаде Савдунина получил Лосев. Работница БТК (бюро техконтроля) подошла и встала за его спиной. Лосев не видел ее и продолжал варить шов. Она остановила Лосева, и тот недовольно откинул щиток на затылок:

— Чего тебе?

— Вы по технологии каким электродом должны варить?

— Ну, пятьдесят пятым.

— А варите?

— Ты что, сама не видишь?

— Вижу. Как у вас оказался сорок пятый?

Вопрос был не случайным. Существует правило: получил сварщик задание, там сказано — электрод такой-то. Шагай в кладовку и получай именно эту марку. Сегодня Лосев должен был варить электродом с экзотическим именем УО. Это название расшифровывалось просто — универсальный основной. Номер же означал прочность шва на разрыв. Если сорок пятый — значит сорок пять килограммов на квадратный миллиметр. Если номер пятьдесят пять — стало быть, пятьдесят пять килограммов… В технологии было ясно указано — УО-55, но глаз работницы БТК определил точно: сварщик делает не по технологии.