Владимир Монастырев - Ходи прямо, хлопец

— Ладно, — сказал Андрей, — раз такое дело, я могу отказаться от любимого лакомства. И даже могу обернуться добрым дровосеком и понести ваш этюдник.

Они обошли прудок и на другой стороне зеленой поляны увидели десяток просторных дач с веселыми мансардами.

— Там живет моя бабушка, — сказала Белая шапочка, показывая на крайнюю дачу под шиферной крышей.

Они договорились, что завтра в пять часов дня Андрей принесет пропуск к дверям Академии художеств, к тем самым, что против сфинксов, привезенных в град Петров из древних Фив.

Иван Филиппович Иванцов не любил праздности, но сегодня позволил себе просто так, без дела, послоняться по улицам. Если говорить правду, не совсем без дела. Во-первых, он отправил письмо домой, во-вторых, побывал в Пассаже и на Перинной линии — присматривал свадебный подарок дочери: ничего определенного ему пока не говорили, но чуяло его сердце — подарок такой скоро понадобится. Что полагается дарить в таких случаях, Иванцов толком не знал и приглядывался к разному: в ювелирном отделе ему понравилось колечко с рубином, в меховом — дымчатая шубка.

Дочка у Ивана Филипповича была хорошенькая, красивее, чем ее мать в молодости. Впрочем, какой в молодости была его жена, Иванцов помнил смутно. В семейном альбоме хранились ее фотографии тех лет, и, когда случалось Ивану Филипповичу бросить взгляд на них, он думал не без удивления: «Изменилась Александра Петровна, сильно изменилась!» Была она раньше худенькая, подвижная, смешливая, а сейчас весила девяносто кило, ступала тяжело, смеялась не часто. «Не следишь ты за собой, мать, форму потеряла», — говаривал иногда Иванцов супруге и тотчас раскаивался, потому что Александра Петровна обижалась и начинала вспоминать все невзгоды, трудности и лишения, какие пришлось ей пережить, и упрекала мужа в невнимании к дому: «Ты все летаешь по своим сборам да соревнованиям, тебе и горя мало, а на мне и дом, и ребенок, и работа…»

Возразить было нечего: Иванцов действительно часто был в отъезде, и все домашние заботы ложились на плечи жены. И работу она не бросала, потому что зарабатывал тренер Иванцов не такие уж большие деньги.

Надо отдать ей должное, Александра Петровна никогда не упрекала мужа за то, что он в свое время променял солидную специальность электротехника на беспокойную тренерскую работу. И сам Иванцов ни разу не пожалел, хотя приходилось ему иной раз солоно. Сменил он не один город и не одно спортивное общество — то жилья приличного не было, то с начальством не уживался, то сманивали его куда-нибудь, суля златые горы. В общем, поездил, помыкался Иванцов, пока не осел на Кубани. Здесь прижился: и он к людям привык, и люди к нему привыкли. И дело пошло лучше, чем где бы то ни было, — то ли опыт накопился, то ли оттого, что перестал мотаться с места на место. За последние шесть-семь лет несколько питомцев его хорошо зарекомендовали себя на всесоюзном ринге. Иванцова знали в Москве, и уже не казалась ему чересчур дерзкой думка о том, что его ученик станет чемпионом Европы, а там, глядишь, и чемпионом Олимпийских игр.

В свое время Иванцов был неплохим боксером. В знаменитые не вышел, чего-то не было в нем — отрешенности от всего другого, что ли, но в десятку лучших несколько лет входил и ринг знал хорошо. Оп искренне разделял мнение, что тренер, который сам не поднимался выше второго разряда, мастера не подготовит, как бы ни подковывали того тренера теоретически. Однако из этого не следует, что был Иван Филиппович ретроградом. Новшествам он не сопротивлялся, смягчение правил бокса приветствовал, хотя и был в глубине души убежден: техника техникой, но без хорошо поставленного удара на ринг, особенно международный, выходить бесполезно. Бокс есть бокс.

И еще знал Иванцов: нужна тренеру удача или талант — называй как хочешь, — чтобы подготовить выдающегося боксера. Один всю жизнь бьется, и ничего путного из его рук не выходит, а другой из тех же ребят лепит чемпионов.

Иван Филиппович не утратил веры в свой талант и в свою счастливую звезду. Вчерашний бой Дугина против Денисенко укреплял эту веру, и сегодня Иванцов чувствовал себя именинником.

Дугин был у Ивана Филипповича самым даровитым учеником. Тренер Иванцов пропустил через свои руки много боксеров, но такого, как Андрей Дугин, у него еще не было. И Сашка Зеленский, который стал чемпионом студенческих игр, и Борька Плескачев, три раза выигравший первенство республики, были неплохие бойцы, но Дугин совсем другое дело. Выше классом. И кроме того, Зеленского и Плескачева у Ивана Филипповича перехватили другие. Он готовил ребят, поднимал на верхнюю ступеньку мастерства, а чужие дяди пожинали плоды его труда: Зеленский, окончив техникум, ушел в другое общество и уехал с Кубани, Плескачева взяли в армию.

Вспоминая ускользнувших от него чемпионов, Иванцов всегда испытывал досаду. Оп был честолюбив, считал себя не хуже других тренеров и полагал, что значок «Заслуженный тренер» украсил бы лацкан его пиджака по справедливости. За Дугина могут дать заслуженного, если Андрей…

Мысли Ивана Филипповича устремляются ввысь, но он не любит пустых мечтаний и резко осаживает разгулявшееся воображение. «Дурень думкой богатеет» — эту пословицу он знает. В дурнях ходить Иванцову не хочется, и, не углубляясь в будущее, он шагает по набережной Мойки, смотрит на темную воду, которая кажется неподвижной.

Открылась Исаакиевская площадь с бронзовым конем, который чудом держался на гранитном цоколе — передние ноги его висели в воздухе, а задние едва касались пьедестала. И до чего же много в мире удивительных вещей, мимо которых мы проходим, как слепые. Сколько раз проходил мимо этого памятника Иванцов: скользнет взглядом и идет себе мимо. Несколько дней тому назад они шли по площади с Дугиным, и Андрей обратил внимание тренера на бронзового коня, словно летящего по воздуху. Какие расчет и гармония! Теперь Иванцов не устает удивляться, глядя на этот памятник.

«Вернулся ли Андрей? — подумал Иван Филиппович. — Наверное, уже вернулся». Он зашагал быстрее: в три они собирались пообедать, а сейчас уже половина третьего.

Андрей ждал Иванцова в вестибюле, и они, не заходя в номер, направились в ресторан.

— Шашлыка хочется, настоящего, — сказал Иванцов.

— Тогда пошли в кавказский, на Невском, — предложил Андрей, — там дадут настоящий, с красной подливкой.

— Если не возражаешь…

Дугин не возражал, и они пошли в ресторан.

— Как прогулялся? — спросил Иванцов. Он опять смотрел на темную воду Мойки, но теперь она не бередила воспоминаний.

— Хорошо прогулялся, — ответил Андрей. — В Павловск съездил.