Владимир Монастырев - Ходи прямо, хлопец

— Андрей его бил, того Денисенко, — продолжал он, полагая, что приводит доводы, способные убедить собеседника, — но у Андрея титулов нет, и на отборочных он должен так у Денисенко выиграть, чтобы в тренерском совете и сомнения не возникло, за кого голосовать… В общем, я вам скажу, тренироваться надо. А он… Он на дыбки встает, слова мне разные кидает: «Робот… человека во мне не видите…» Разве это дело, Николай Николаевич?

— М-да-а, — неопределенно протянул Дорохов.

— Будто я враг ему…

Николай Николаевич достал платок и отер загорелую шею.

— Тренироваться, конечно, надо, — сказал он, пряча платок в карман, — но ведь он и тут нужный человек: что бы я без него делал на этих испытаниях, ума не приложу. Вы уж мне поверьте. И ему это на пользу. Андрей способный парень, руки у него умелые, голова на плечах есть. Думающая. Смею надеяться, что будет он дельным инженером.

— И на здоровье. Кто же ему мешает? Пусть себе будет инженером, конструктором, я первый, можно сказать, порадуюсь. Но он же и в боксе талант. И зарывать, я вам скажу, этот талант глупо. Инженером он будет всю жизнь, а боксером — только пока молодой. Вот мы с ним поругались, я и не сказал ему, зачем приехал…

Принесли борщ, он сиротливо стыл на краю стола.

— Зачем же вы приехали? — вежливо спросил Дорохов.

— В институте договорился, чтобы ему академический отпуск дали. На год. У него за третий курс хвосты, их надо сдавать. Это раз. Впереди год больших соревнований. Это два. В дирекции согласились, нужно только заявление от Андрея.

— А если он не захочет?

— Сделает глупость. Годом раньше кончит он институт, годом позже — какая разница? Что изменится? Куда ему спешить?

— Куда спешить? — переспросил Дорохов. — Молодые всегда почему-то спешат. Вроде бы и в самом деле — куда? Все у них еще впереди.

— Правильно, — подтвердил Иванцов, — все впереди.

— Нет, неправильно, — возразил Николай Николаевич. — Молодые обязаны спешить. Кто-то из умных людей сказал: «Учиться надо всю жизнь, учеником быть — как можно меньше». Пока молод, пока есть силы, надо спешить на самостоятельную дорогу. Тогда успеешь сделать что-то.

— Первенство Европы выиграть — разве это не дело? — сказал Иванцов.

— Давайте-ка борщ есть, остыл совсем, — уклонился Николай Николаевич.

Они съели борщ и котлеты, запили чаем и вышли из столовой. Дорохов сунул в рот папироску и предложил закурить Иванцову.

— Не курю, — отказался Иван Филиппович.

Пробиваясь сквозь листву прямых, как свечи, тополей, солнце золотило пыль над дорогой. Тени от деревьев лежали через всю улицу.

— Почему вы настаиваете на отпуске? — спросил Дорохов. — Андрей и без отпуска, наверное, справится. Успевал же он до этого: и учился и боксом занимался.

— Все до поры, — сказал Иван Филиппович. В наше время, чтобы на большом ринге добиться успеха, надо работать с полной отдачей.

В боксе Дорохов не был знатоком, спорт никогда его не увлекал, и то, что говорил Иван Филиппович, не было для него серьезным и значительным. Но убежденность Иванцова не могла оставить дядю Колю равнодушным. Одержимость тренера вызывала симпатию. В конце концов, видимо, для кого-то очень важны и серьезны и тренировки, и соревнования, и первенство Европы, если человек может отдавать этому делу столько сил, энергии, сердца.

У Николая Николаевича появилась потребность сказать доброе слово тренеру.

— Мне думается, вы с вашей настойчивостью сделаете из Андрея чемпиона.

— Вашими бы устами да мед пить, — горько усмехнулся Иванцов. — Одной моей настойчивости тут, я вам скажу, маловато, — и повторил по слогам: — Ма-ло-ва-то!

Андрей еще издали увидел тренера и дядю Колю на ступеньках столовой. В первый момент решил было отвернуться в сторону, но тотчас одернул себя: «Как мальчишка!» И пошел прямо через дорогу.

Куда девался франтоватый, моложавый Иванцов! За три часа он постарел лет на десять. Это печальное превращение бросилось Андрею в глаза, и ему стало жаль тренера.

— Иван Филиппович, извините, — сказал он. — Я вам наговорил ерунды. Но, честное слово, сейчас не могу отсюда уехать.

Дорохов деликатно отошел к машине.

— Не можешь — значит, не можешь, — ровным голосом ответил Иванцов. — Тебе видней. Ты не мальчик. И не робот, — не удержался Иван Филиппович. — Будь здоров.

И тоже пошел к машине, тяжело, как пудовый груз, неся на плече свой клетчатый пиджак.

В город Андрей вернулся в сентябре. Он заглянул в зал бокса, но Иван Филиппович встретил его холодно. Андрей обиделся и ушел, не попрощавшись. Решил: «Ну и пусть! Проживем и без Иванцова». Он приналег на учение. Надо было ликвидировать хвосты и не делать новых долгов. Зимнюю сессию он хотел сдать нормально, как все студенты. А там видно будет.

Агрегат доводили в мастерских научно-исследовательского института. О работе Дорохова и ученого агронома появилась в краевой газете статья, мелькнула в ней и фамилия Андрея. Видеть свою фамилию в спортивных отчетах он привык, но тут было совсем другое дело, и он втайне гордился и припрятал газету со статьей об агрегате.

Еще там, в своем сарае, на слесарном верстаке, начал Андрей письмо в Ленинград. Странное дело, образ Надежды со временем не мерк в его воображении. Наоборот, Андрей все больше скучал по ней.

Чего, кажется, проще — сел и написал письмо, если есть желание побеседовать с человеком. Но это только так кажется, что просто. Несколько дней Андрей ломал голову, как начать: «Надежда?» Сухо, официально. «Наденька? Надюша?..» И это, конечно, никуда не годилось, не вязалось с той Надеждой, что жила в его воображении. «Дорогая Надежда…» Не такие у них отношения, чтобы писать «дорогая». «Уважаемая»? Глупо. И казенно.

В конце концов он написал: «Добрый день, Белая шапочка!» Дальше пошло легче: «Решил написать вам письмо. Живу на краю станицы, в сарае. Испытываем в степи машину, о которой я вам немного рассказывал…»

Дальше надо было писать о том, как ему хочется увидеть Надежду, поговорить с ней, побродить по улицам Ленинграда, пройтись по узким сводчатым коридорам Академии художеств. Да, да, и академия ему запомнилась и была симпатична. И конференц-зал и дипломная работа «Чехов и Левитан» — все запечатлелось прочно, вспоминалось с удовольствием… Но об этом писать он не умел и стеснялся.

Неоконченное письмо приехало в Краснодар и легло в ящик письменного стола. По вечерам Андрей несколько раз вынимал его, пытался дописать, но ничего не получалось. Наконец, добавив несколько слов о том, что он помнит обещание Надежды приехать на Кубань раньше, чем через десять лет, отослал письмо. И скорее, нежели ожидал, получил ответ.

Надежда писала, что закончила работу над оформлением «Айболита», что немного устала и часто вспоминает его, Андрея, и жалеет, что его нет в Ленинграде.