Владимир Монастырев - Ходи прямо, хлопец

— А я просто хотел вас видеть, — выпалил Андрей. Вылетело это у него как-то вдруг, само собой, и он смутился. И Надежда не сразу нашлась с ответом.

Она встала, отошла к окну, оттуда, не глядя на Андрея, проговорила:

— У нас в Ленинграде уже осень-осень, а у вас еще лето в разгаре… — Обернулась и сказала: — Я вас часто вспоминала, Андрей.

На языке вертелось: «А я о вас помнил все время», но Андрей не произнес этого вслух. Он встал и подошел к Надежде. Ему хотелось обнять ее и поцеловать. Она почувствовала его желание, и Андрей увидел испуг в ее глазах. Заложив руки за спину, он спокойно сказал:

— Как у вас дела? Как «Айболит»? Мы сегодня все обо мне. Давайте поговорим о вашей работе.

Ему показалось, что он услышал вздох облегчения. Рядом стояла прежняя Надежда, спокойная и ясная.

— «Айболит» приняли хорошо. Обещали новую работу. Но это будет в новом году. Здесь предлагают на выбор — современный спектакль для малышей или «Сказку о попе и работнике Балде».

— А что делает тот паренек, что написал картину «Чехов и Левитан»?

— Запомнилась?

— Да, хорошо помню.

— Он уехал на Урал, надолго.

— Молодец! Этот много хорошего напишет. Как вы думаете?

— Напишет, — согласилась Надежда.

— А тот, с бородкой?

— Павлючков?

— Но помню фамилии. Про полярников у него картина была…

— Павлючков. Этот в Ленинграде устроился. Пишет какое-то громоздкое полотно. Не один, со товарищи. Человек пять их. Мастерскую получили.

— Не пропадет, значит?

— Нет, конечно. Даже процветать будет.

— Ловок, — усмехнулся Андрей.

— Каждому свое, — в тон ему сказала Надежда. — Кому талант, кому ловкость в устройстве дел.

Андрей подумал, что вот уже и есть у них с Надеждой общие знакомые, о которых можно поговорить. Натянутость прошла, они опять смотрели друг на друга с улыбкой.

Иван Филиппович последнее время частенько хандрил, был не в духе. Андрей обидел его. И не оправдал надежд. Профессионалов у нас, конечно, нет, но как ни крути, а спорт так далеко шагнул, что высоты в нем завоевывать не просто. Нужно всего себя отдать спорту, тогда будет успех. В этом Иванцов был убежден, поэтому и хлопотал об академическом отпуске для Андрея.

А тут еще встретил Иванцов Андрея с девушкой. Белая шапочка! Откуда взялась?

«Теперь все, — подумал Иван Филиппович, — ему и отборочные не выиграть». Явилось злое желание сообщить в федерацию, чтобы на Дугина там не рассчитывали — не в форме и войдет не скоро. Если вообще когда-нибудь вернется к нему настоящая спортивная форма. После такого сообщения Андрея могут списать из сборной. И пусть списывают — заслужил…

Но в федерацию Иван Филиппович все-таки не сообщил. В глубине души теплилась надежда: может быть, Андрей одумается. Может быть! Способный же он, дьявол, щедро ему отпущено.

Был у Ивана Филипповича в группе еще один тяжеловес — Женя Федорук, молодой, старательный парень, который так уверовал в магическую силу физической подготовки, что ложился и вставал с резиновым эспандером, занимался греблей до изнеможения и вообще спуску себе не давал. Но до Андрея ему было далеко. И не только потому, что молод. Соображал Федорук на ринге туговато. Мышцы он натренирует, выносливость обретет. Думать научится ли? Вот вопрос.

Андрей не то чтобы не догадывался, что творится в душе Ивана Филипповича. Догадывался, но не придавал переживаниям тренера особого значения. Полагал — все само собой образуется. Он все-таки надеялся, что на отборочные поедет, и не забывал о тренировке. Каждое утро отправлялся к затону и на пустынном студенческом стадионе бегал ненавистные полторы тысячи метров. Он терпеть не мог эту дистанцию, но бегал — воспитывал выносливость и характер.

Над столом в комнате Андрея появился листок — расписание. Режим установить было нетрудно: у Надежды с театром все прояснилось — она даже в определенные часы работала.

От современной пьесы для малышей она отказалась. Едва не уехала домой из-за этой пьесы.

— Очень уж она пустая, никчемная, — рассказывала Надежда. — Какие-то картонные мальчики и девочки переносят с места на место кирпичи и все время рассуждают о трудовом воспитании. Причем стихами, в которых рифмуется пошел — пришел, уехал — приехал. Все бездарно, тупо.

Тогда Надежде сказали, что «Сказку о попе и работнике Балде» уже оформляет другой художник. «Вы же предлагали мне выбирать, еще вчера», — возмутилась Надежда. Ей ответили: «То было вчера, а сегодня…» Тогда она отказалась категорически. После этого ей отдали попа и Балду.

Выслушав рассказ Надежды о ее маленькой войне в театре, Андрей сказал:

— Да, не просто у нас, в театральном мире.

— Не просто, — согласилась Надежда. — А где просто?

Работала она или с утра часов до шести, или с полудня до позднего вечера. Если работала с утра, они шли в парк или кино. Когда была занята с полудня, Андрей все равно заходил за ней, сидел в мастерской — комната за кукольной сценой — и ждал, когда она закончит работу.

Надежда писала огромное море и маленького одинокого чертенка на берегу. Показывала в рисунках кукол. У Балды физиономия была вроде глуповатая, но глаза живые, хитрющие. Попадья вылезала из сарафана, как опара из дежки. Старшой черт походил на местного поэта, автора пьесы для малышей. Он как-то встретился им на улице, этот автор, поздоровался и даже поцеловал Надежде ручку.

Она мыла кисти, и Андрей провожал ее до гостиницы. Гостиница от театра была в ста метрах, но они ухитрялись идти часа два.

Надежде нравился Краснодар с его улицами, над которыми деревья сомкнули кроны, образовав зеленые тоннели, с пестрой толпой, с рынками, где прямо на земле грудами лежали арбузы и дыни, пламенели на лотках красные перцы и помидоры.

Ходили они к мутной, неласковой Кубани и к Карасуну, в котором отражалась телевизионная вышка. Сначала просто шли рядом, а однажды Андрей взял Надежду за руку. Рука была маленькая, с тонкими пальцами, холодная.

Надежда быстро загорела, и глаза сделались совсем синими. И шея у нее загорела и руки. Только в длинном вырезе курточки, когда надевала она зеленый костюм, оставалась не тронутая загаром полоска, от которой Андрей с трудом отводил глаза.

Как-то в воскресенье они устроились на автобус театрального общества, отправлявшийся в Анапу. Ехали весело, с песнями, с шуточками. Надежда уже многих знала. И ее знали, Андрей чувствовал себя поначалу в этой компании чужим, тем более что сидел от Надежды далеко.

Большая часть пассажиров ехала по делу — с концертом. Несколько человек, в том числе и Надежда с Андреем, просто так, повидаться с морем. В Анапе им сказали, что ровно в восемнадцать ноль-ноль автобус будет ждать их у автостанции. Не опаздывать. Опоздавшие будут пенять на себя.