Аркадий Минчковский - В наши дни

Оказывается, моя память крепче памяти Порфирьева. Я показываю ему, где помещалась старая фотография, и рассказываю, как выглядел прежде Ботанический сад в овраге у высохшей ныне речки Засоры.

С Борисом и поэтом Овидием Любовиковым мы обедаем на станции Вятка-2. Я слышу гудки паровозов, уходящих отсюда к Слободскому. Это голоса моего детства.

Я без труда привел Порфирьева к дому в низине улицы Володарского. Он будто сделался куда меньше прежнего, хотя и тот же, с палисадником, но деревца тут давно стали деревьями.

Сюда больше не ведут дощатые тротуары, и не видно уличных столбов. Все провода глубоко под слоем асфальта. Вряд ли теперь здесь зимой катаются и на санках.

Мы заходим во двор. Четверо молодых мужчин без пиджаков стучат костяшками домино. Я спрашиваю, не этот ли дом принадлежал Бересневой. Мужчины пожимают плечами. Никакой Бересневой тут никто не помнит. Дом ныне коммунальный. Спрашиваю, была ли холодная пристройка с западной стороны. Старожил дома из числа «забивающих козла» говорит, что была. Ее разобрали, когда ремонтировали дом. Наружную его стену с запада перебрали, частично заменив бревна. Тогда же ликвидировали выходящие на парадную двери первого и второго этажей. Я помню этот парадный вход. Две тяжелые его двери с улицы были наглухо заперты. Отсюда не ходили. Однажды, через двери нашей квартиры проникнув в сени парадного входа, я был поражен его деревянной роскошью. Имелось тут и окошко, выходящее в чужой сад. Тогда стояла весна, и через запыленные стекла в крестообразной раме виднелись туманно-голубое небо и белая кипень верхушки соседней черемухи.

Нет, нынешний Киров не заслонил мне Вятки моего детства — самой светлой поры жизни, той поры, когда все близкие еще рядом, с тобой и мысли нет, что придет время, и ты с ними безвозвратно расстанешься.

Сегодняшний, совсем другой город существует в ином измерении. Этот Киров по своему значению давно оставил позади не обойденный, памятью истории город на высоком берегу славной реки.

Мне жаль расставаться с уходящей, милой моему сердцу Вяткой и радостно сознавать, что город, когда-то считавшийся захолустьем, куда ссылали неблагонадежных, ныне известен, а кое-чем и знаменит не только в нашей стране.

С того времени, когда я после долгого перерыва снова оказался в Кирове, я бываю там чуть ли не каждый год.

Теперь от самого вокзала, когда-то отдаленного от города, начинается магистраль нового, Октябрьского проспекта. По-столичному широкий, разделенный зеленой лентой бульвара, он поднимается отсюда вверх и бесконечной волнистой лентой, то снижаясь, то вновь устремляясь ввысь, как и все параллельные ему улицы, тянется на долгие километры к разросшемуся заводскому району. Лихо свистя колесиками бугелей, бегут по проспекту троллейбусы, широкими своими окнами отражая стройный ряд высоких домов, стекла витрин и зеленые кроны молодых деревцов.

По пути проплывает приметное здание гостиницы «Вятка» и чуть дальше — стеклянный куб построенного в самом современном духе универмага. Потом будут кинотеатры «Алые паруса» и «Молодая гвардия», Дворец культуры «Первое мая».

Романтика наименований тут не позабыта. О том говорит и сам проспект, названный Октябрьским.

А ведь там, где теперь раскинулся новый прекрасный проспект, не так давно еще росла картошка.

Из троллейбуса уже не видно старины. Пробежав по проспекту два-три километра, он привезет вас в индустриальный Киров. По ходу троллейбуса один за другим потянутся бетонные заборы и корпуса заводов. Марка изделий иных из них высоко котируется и за рубежами нашей Родины.

Таков нынешний Октябрьский проспект, начало которому было положено в годы войны, когда в предместьях Кирова под открытым небом расставляли станки рабочие, прибывшие сюда из Ленинграда. С тех, теперь уже давних, пор иные из них навсегда сделались кировчанами. Породнило то, что город, куда занесла их военная судьбина, носил имя пламеннореволюционного правофлангового ленинградских большевиков-питерцев, как любил их называть великий Ленин.

Лишь только начнешь от вокзала подниматься по Октябрьскому проспекту, сразу увидишь очертания памятника Сергею Мироновичу Кирову, отсюда, снизу, силуэтом глядящимся на фоне неба. Киров, некогда уржумский паренек-вятич, ставший одним из талантливых воплотителей ленинских идей, навсегда подружил эти два города.

Всякий раз, когда я приезжаю в Киров, я с сентиментальным сожалением думаю о том, что деревеньки, которую видел здесь, по соседству с Октябрьским проспектом, уже нет.

Я еще успел нарисовать эту горбатую улочку деревянных полуизб с небольшими садами и огородами, словно испуганно сбившихся в кучу в предчувствии своей обреченности.

Да и на что можно надеяться, если тебя с трех сторон окружают пятиэтажные корпуса новостройки, а поодаль видны и башни высотных домов. Еще немного — и аллеи нового парка, который тут сооружается, сотрут с лица земли вятский пригород. Лишь недолгое время он еще будет жить в памяти старшего поколения. Но те, кому сейчас пять лет, подумают, что тенистый парк тут был всегда. Они примут как само собой разумеющееся стеклянное здание бассейна общества «Спартак» — оно уже светится по вечерам прозрачными стенами.

Здесь же, между зданием бассейна и гостиницей, на прежде далекой и пустынной привокзальной окраине, появилось здание своеобразной архитектуры — Кировский цирк. Да, в бывшей Вятке, где когда-то не видели ничего, кроме бродячей группы забредших гимнастов, в Кирове, который долгие годы довольствовался устанавливаемым на летние месяцы неказистым шапито, теперь существует стационарный цирк, каким гордился бы любой крупнейший город.

Я поклонник цирка и испытываю признательность к его людям, которые каждый вечер поражают зрителей мужеством и отвагой. Цирк в России всегда был любимым народным зрелищем. Город без своего цирка мне представлялся чем-то обойденным.

За цирком подрастает новый парк. Пройдет время — и наполняющая круглый зал публика станет выходить на широкие аллеи парка, совершенно забыв о том, что не так-то давно здесь были неприглядный загородный пустырь, непролазные дороги и тьма-тьмущая, лишь только наступал вечер.

В один из последних своих приездов в Киров я побывал во Дворце пионеров. Великолепное это, наполненное светом сооружение стоит чуть в стороне от города на просторе еще не застроенной земли. Приближаясь ко дворцу, проходишь мимо белых скульптур. Тут история революционной борьбы, защита Советской родины, всепобеждающий труд. Изваяния эти под стать монументальности дворца. Он впечатляет еще издали. Ярким пламенем горит красная керамическая крыша. Она имеет форму продолговатого треугольника. Мысль автора проекта — это пионерский галстук рдеет над дворцом. Я вхожу во дворец. Он чист, просторен и солнечен. Шумит веселая красногалстучная детвора. Как хорошо эти ладно одетые мальчишки и девчонки глядятся в современных интерьерах дворца. Я выступаю перед ними в большом, поднятом амфитеатром зале. Мне хорошо видны глаза каждого, и все, кто тут сидит, отлично видят меня. Несмотря на свои масштабы, зал уютен и располагает к задушевному разговору. Я рассказываю школьникам о Вятке, в которой когда-то жил. Меня слушают внимательно. Замерли и самые несносные непоседы. Но я чувствую — верят с трудом. Еще бы! Я учился в школе еще при жизни Ленина. Могло ли такое быть?!