Александр Ливанов - Притча о встречном

И этим же, надо полагать, связаны и упования бессмертного пророка Ешуа, когда он, перед лицом неотвратимой казни, заверяет жестокого Пилата, что «настанет царство истины». Его убежденная вера тогда привела в негодование не верящего в идеальное начало жизни Пилата. «Оно никогда не настанет!» — кричал страшным голосом Пилат. Преданный Пилатом казни, Ешуа продолжает жить на страницах романа. Казненный за равнодушие и безверие, Берлиоз больше не воскресает! Вера Ешуа — выстраданная, озаренная, пророческая; безверие Берлиоза — готовое, дармовое, а главное, корыстное. Вот почему на «высшем суде вечности» мы видим прощенным Пилата, в то время как о Берлиозе в главе «Прощений» нет и упоминания. Словно и не жил никогда!

Мастер и Маргарита прошли все испытания судьбы, не запятнав чести и достоинства творчества и любви — своего призвания. Мастера, пророка и рыцаря истины, безумцы (из тех, которые ведают, что творят) сочли безумцем и поместили в «психичку». Но он и там сохранил себя как художник, как хранитель духовных начал жизни. Вернув на путь истинный Ивана Понырева, он обеспечил неразрывность и преемство народной традиции. Прошла все испытания любящей женщины и Маргарита, согласившись стать ведьмой в царстве тьмы дьявола: во имя спасения Мастера и его дела!

Перед стойкостью Мастера и Маргариты силы дьявола, наконец, не просто спасовали, но поставили себя им в услужение. В момент самого трудного отчаяния в подвал к Мастеру и Маргарите является рыжий, кривоглазый и клыкастый Азазелло. Он поджигает подвал и уводит с собой — по приказу Воланда — Мастера и его подругу. Уводит туда, где они получают заслуженные страданиями «прощение и приют». Так и названа последняя, тридцать вторая глава романа. Мало того, триединство дьявола уже предстает тремя живыми людьми. Вместо Коровьева-Фагота, злокозненного «клетчатого», видим темно-фиолетового молодого рыцаря. «Сегодня такая ночь, когда сводятся счеты», — говорит Маргарите Воланд.

А вот и Азазелло — «теперь он летел в своем настоящем виде… исчез бесследно безобразный клык, и кривоглазие оказалось фальшивым». Наконец — «и Воланд летел в своем настоящем обличье».

Вся глава исполнена чувства астрального — вечного и бессмертного полета человеческого творческого духа. Полет под звездами, к звездам — к этим вечным символам мечты и бессмертия. Ни сетований, ни сожалений, ни отвлеченного философствования. Во всем — чувство завершенной судьбы, Звездный свет кажется потоком живой мысли. Мастер и Маргарита переходят незримую грань земной реальности, они причащены к чувству, нет, к самому бессмертному бытию! Недавно еще Мастер и его подруга простились с Иваном Поныревым.

«Это хорошо, что вы сюда залетели. Я ведь слово свое сдержу… я другое хочу написать. Я тут, пока лежал, знаете ли, очень многое понял», — сказал им Иван Понырев.

Вся глава «Прощание и вечный приют» глубоко символична. Творчество даже зло обращает на благо человеческому! И не райский приют обретает оно в награду, а сознание исполненного долга перед жизнью, сознание и чувство, которые именно сродни бессмертию.

Мы в этой главе прощаемся с Мастером и Маргаритой. Они уходят в вечную жизнь человеческой духовности. Рядом с ними уходят, если и не примиренные («Может быть, до чего-нибудь они договорятся», — надеется Воланд), то готовые понять друг друга, жестокий прокуратор Пилат и его жертва, пророк Ешуа. Мастер испытывает тихую, умиротворенную радость, слушая тишину, первозданную, нерушимую, наполненную тишину космоса. Тишина ли? Не музыка ли исполненной гармонии?..

Нет предела мукам человеческим, но — «нет плохих людей!». Эта мысль пророка Ешуа, высказанная еще в начале романа, находит подтверждение в том, что жестокий Пилат на всю свою бессмертную жизнь наказан за свою жестокость, за самоотрешенное подчинение власти закона, за непонимание высших ценностей жизни — человека, его мысль. Пилат сам жертва тех же законов, в силу которых он казнил Ешуа. Пилат носитель зла не бессовестного, а зла от слепого повиновения, послушания и дисциплины, абсолютизируемых и бесконтрольных со стороны сознания и личного начала. И вот почему Пилат, который подавляет в себе начала личности, из боязни стать ею, страдает. Нет конца его искуплению, его страданиям, хотя длятся они уже «двенадцать тысяч лун!». По женскому добросердию Маргарита просит Воланда избавить Пилата от страданий, от кошмарных головных болей, но за него уже просить не надо. Он уже прощен по просьбе своей жертвы — Ешуа.

«Маргарита, здесь не тревожьте себя. Все будет правильно. На этом построен мир», — говорит Воланд очень человеческие, очень оптимистические слова. Дьявол, став человеком, признает мир — «в основе» — правильным!.. И, значит, не лишена оснований и его надежда, что Пилат и Ешуа смогут наконец понять друг друга. Ведь их непонимание друг друга — историческое, корень всех бедствий в этом же мире, в котором, несмотря ни на что, «все будет правильно». Да, и впрямь — скольких бедствий, сквозь которые прошли Мастер и Маргарита, образы творчества и любви, образы подвижничества и бескорыстия, можно было избежать, если бы еще тогда, в древности, люди научились понимать друг друга. Особенно власть предержащие Пилаты и люди творческой мысли и духовного служения вроде Ешуа!

Но ценой собственных страданий этому и учат нас Мастер и Маргарита. Они этому и научили Воланда, бывшего дьявола, который «обрел человеческое обличье» не только внешне. Он теперь во всеоружии человеческого (и на всякий случай универсально дьявольского) опыта. И этот опыт питает его надежду, что «все будет правильно». Это последние слова бывшего дьявола. Нет, значит, проблемы дьявольщины в жизни — есть проблема творчества и служения истине, бескорыстия и любви. Благо наконец должно стать искушенным, сильным, победительным! Люди должны научиться любить и самоотверженно защищать творчество, как это делает Маргарита. Даже если для этого приходится принять облик ведьмы и вооружиться лукавством преисподней! Лишь творчество к такому допустить не следует — это гибельно для творца. Мастер остается самим собой, даже будучи приведенным в преисподнюю!

Мастер и Маргарита между тем приближаются к своему Вечному Дому.

«Мастер шел со своей подругой в блеске первых утренних лучей».

К слову сказать, такой же образ, символ веры в грядущее человечества, завершает чаплинский фильм о нашем архисложном времени, который так и назван был художником: «Новые времена»…

Подобно Мастеру и Маргарите, в блеске первых утренних лучей, уходят и герои чаплинского фильма. Уходят, закаленные испытаниями, возвышенные страданием, полные веры в жизнь, ничего не нажившие, кроме опыта, и все же стойкие и просветленные в своей вере. Они уходят, все больше и больше удаляясь от нас, зрителей, не оглядываясь и не призывая следовать за ними. Они уверены, что в ком достанет душевных сил и без призывов последует за ними!