Антон Горшков - Молодость [Литературно-художественный сборник]

— Ну? — как-то безучастно отозвался Акименко.

— «Как же это у тебя, а»?..

Акименко лег на живот и спрятал голову в скрещенные на топчане руки.

— Совещание будет, тогда расскажу, чего измываться…

Бельков как-то смутился и отошел. С верхней койки на него с усмешечкой смотрел Ефремов. Бельков подошел к нему:

— Ну, а ты-то как?

Ефремов тяжело повернул свое толстое тело и в стенку пробурчал:

— Сказали же — на совещании.

Он рассчитывал увильнуть от совещания. Но перед концом работы тракторы Акименко и Ефремова были поставлены на подтяжку, и потому на совещании ребятам пришлось присутствовать. Ефремов, никак не ожидавший этого, изподлобья посматривал на бригадира: «Ну и хитрый чорт»…

А Акименко? Ну, что мог сказать своим товарищам Акименко? Оправдываться?.. Но ведь огрех-то существует, так чего-ж?.. И Акименко, не поднимая головы, рассказал:

— Доверил трактор прицепщику, а сам с Ефремовым лежал да курил. Ну, вот и все. Ну, а огрех и вышел…

Говорил и Ефремов: о том, что мол они это так по дружбе, выкурили по цыгарке, и кто-б мог подумать, что из-за этого огрех получится…

Долго в этот день бригада говорила о дружбе. Говорили о том, что должна быть дружба не за цыгаркой около простаивающего трактора, а такая, чтобы бригаде помогала.

Колесников внес предложение записать Акименко и Ефремова на черную доску. И как ни жаль было ребятам Акименко, все понимали, что сделал он преступление, а раз так… Все голосовали за предложение Колесникова.

Когда совещание кончилось, Акименко, не спеша, надел тужурку, прикурил у стоявшего в дверях Дикунова и вышел. Первым встал и подошел к окну Колесников, за ним потянулись остальные, и Акименко шел, часто попыхивая папироской. Осмотрев трактор, он сел на сиденье, внимательно во что-то всмотрелся, слез с трактора, подошел к карбюратору и…

Тесно сгрудившиеся ребята, придавившие засопевшего Колесникова, увидели, как Васька аккуратно снял с трактора красный флажок, минуту его подержал, положил на стоявшую рядом железную помятую бочку и посмотрел на кош, словно зовя кого-нибудь из ребят взять флажок… Потом он круто шагнул к трактору, сел, дернул ручку — и трактор на второй скорости вынес его в поле.

…В посадке щелкали соловьи. Казалось, что на каждом дереве сидел соловей и старался пересвистать соседа. В траве стрекотали кузнечики. Как всегда перед вечером оживала степь.

Но Акименко не мог любоваться степью. Без флажка было какого пусто, скучно, неудобно. Будто ехал на чужом тракторе.

— Вот тебе и дружба за цыгаркой, вот тебе и ударничество. Теперь надо что-то большое сделать. Мысли все сбивались на снятый флажок, на собрание, на весь этот сволочный случай. Трактор шел по зеленому полю, усеянному крупными красными, чернеющими в синеве вечера цветами. Казалось, будто по зеленой комсомольской гимнастерке разбрызганы капли крови… Ах, как обидно, как обидно было Акименко!.. Чтобы оправдать себя, он старался свалить вину на бригаду: вовсе не так уж он виноват. К нему не по-товарищески подошли… Спазмы сдавили ему горло. Он глотнул слюну и вдруг закричал в сторону посадки, где щелкали соловьи:

— Да-а замолчите вы.

Над Ефремовым стали подтрунивать. Раньше в бригаде его считали просто неудачником, попавшим на изношенный трактор, а теперь считали лодырем. На черной доске его фамилию трижды жирно обвели карандашом. Смеялись:

— Смотри, фамилия-то твоя кажный день все жирнеет…

Как-то вечером, ложась спать, Ефремов присел на койку Акименко:

— Вась, давай койками поменяемся. Тебе все одно.

— А чего, там твердо?

— Да нет. Я тебе тулуп там оставлю.

— Да для чего?

Но, посмотрев внимательно на колькину койку, понял: Там как раз над головой висела черная доска.

Они поменялись местами.

Странная дружба завязалась между ними. После смены они старались уединиться, шептались о чем-то, часто уходили за железную дорогу и там, где-нибудь под кустами, ложились и читали. Бельков как-то увидел у Акименко книжку. Название не прочел, но заметил, на обложке был нарисован трактор.

Бригада переходила на новые массивы, отовсюду унося славу лучшей бригады. Понемногу стал забываться случай с Акименко и Ефремовым. Акименко, как всегда, работал хорошо, и каждый день учетчик ставил в его листке цифру выработки, на много превышавшую задание. Ефремов все так же таскался на своем «муходаве», но вскоре этот трактор пришлось поставить на ремонт в станицу.

И вот тут-то заинтересовало бригаду странное поведение двух друзей. Каждый выходной день, во всякий свободный час, то вместе, то по одному они уходили в ближнюю станицу. Многие думали, что друзья к девчатам начали ходить. Это смущало комсорга Колесникова, который думал было на очередном совещании поставить вопрос о снятии Акименко с черной доски.

Как-то утром, прохладным и тихим Ефремов привел из станицы свой трактор. Шел «муходав», как всегда, тихо и лениво. Сонно сидел на высоком сидении Ефремов. Вся бригада была около тракторов: дневная смена готовилась выезжать в поле. Бригадир, зябко ежась — он вышел в одной ситцевой рубахе — просмотрел тракторы и внимательно проводил глазами первую выехавшую машину. За нею сейчас же пошла вторая. Вдруг сбоку загрохотало, струя газа прошла по ногам и… трактор Ефремова рванул, понесся в поле, догоняя передовые машины.

Бригадир оглянулся — не перепутал-ли этот чудак тракторы? — И вдруг заорал:

— Э-га, стой! Сто-о-ой там!

Все три трактора, немного пробежав, остановились.

— Заворачивай сюда! Сю-да!! — махал бригадир Ефремову..

Тот под'ехал, радостно улыбаясь.

— Як це вам?.. спрашивал он восторженно, сразу почему-то начав говорить по-украински.

— Ну, уморил. На второй скорости шпарит. Это-ж все Акименко?.. а?.. так?.. — спрашивал он у смущенного Акименко.

— Нет, мы с ним вместе части к трактору подбирали. А Колька в теории здорово понимае.

— Колька в теоретике? — бригадир восхищенно следил за под'езжавшим трактором.

— А ну слезь! Твой трактор? Твой. Ну, садись. Да проедь же мимо бригады…

Ефремов важно сел на трактор. Одну руку небрежно положил на руль, другой подбоченился. Трактор пошел… Задрав свое курносое лицо, Колька дурашливо подмигнул смеющимся ребятам. За ним вышли все тракторы.

Все они шли на второй скорости.

На следующий день на тракторе Акименко снова трепетал красный флажок. Ветер дул в спину. Флажок хлопал, упруго наливался ветром и казалось, что это он тянет вперед тяжелую махину трактора — свободно и легко.

Стремительный ветер несется по полю; он качает желтые тарелки подсолнуха, он слегка ерошит свежие копны, он разбивается о широкую грудь полнотелых скирд, он бьет в лицо веселым парням и девушкам, которые быстры, радостны и улыбчаты.