Зигмунд Скуиньш - Внуки Колумба

Липст подмигнул Угису и придвинулся ближе к конвейеру, чтобы мастеру было легче пройти мимо. Сегодня «аптекарь» как бутылка с нитроглицерином. И у Липста нет ни малейшего желания оказаться детонатором. Первый гром не заставил себя долго ждать. Он грянул над Робисом.

— Товарищ Красткалн, — голос «аптекаря» звучит приглушенно, но достаточно громко, чтобы его расслышало полцеха. — Я не возражаю, когда вы коситесь на крашеные брови и химическую завивку, но вынужден заметить, что нельзя косо устанавливать раму на конвейер.

— Ладно, Криш, — Робис виновато улыбнулся, обменялся взглядом с Ией и легко, точно играя, продолжал работать. — Это верно — одну, кажется, немного перекосил.

— А вот эта? Укреплена прямо?

— Эта прямо. Честное слово, Криш!

— Вы мне своим «прямо» не морочьте голову. Кому охота в рабочее время любоваться перманентами, может поступить в парикмахерскую, а не на велозавод!

Однако Робис есть Робис. Возле него Крускоп больше не задерживается. Чуть подальше более подходящие громоотводы, на которых можно разрядиться. Вон, скажем, увалень Крамкулан. До того как поступить на завод, он был дояром в Вараклянском колхозе.

— Послушайте, Крамкулан, сколько вы уже работаете на нашем заводе? — Крускоп тычет пальцем в шатун, поставленный парнем.

— Сколько? Сейчас… — Крамкулан углубляется в вычисления. — В сентябре вроде бы год.

— А раньше что вы делали?

— Раньше в колхозе на ферме работал, — с серьезнейшим видом и уже в который раз докладывает Крамкулан.

Крускопу только того и надо. Он мгновенно надевает пенсне, подскакивает вплотную к Крамкулану и, как из пращи, мечет в него колючие, хлесткие слова.

— Отправляйтесь обратно на ферму! Поняли? За полтора года ни черта ничему не научились!

Крускоп вырывает из рук Крамкулана ключ и ударяет по проплывающей раме.

— Это вам не коровье вымя! Здесь точность подавай! Я вас спрашиваю, этот болт затянут до конца?

Гроза медленно приближается. Липст время от времеци поворачивает голову — дистанция между ним и Крускопом сокращается. Мастер почти рядом. Липсту почему-то вспомнились школьные годы… Математик Инкуш садится за стол и неторопливо ведет пальцем по списку учеников.

«Отвечать пойдет…»

В классе тишина, как в часовне. На лице Инкуша не дрогнет ни один мускул, он смотрит в список, и, кажется, класс для него вообще не существует. И все же те, кто сидит за партами, удивительным образом, почти физически ощущают: сейчас, сейчас палец приблизится к моей фамилии… Есть!.. Ты затаил дыхание, стынет кровь в жилах… Мимо! Ты это чувствуешь очень отчетливо, словно палец учителя провел тебе по лбу…

Так было в школе, и там Липст не мог похвастаться чистой совестью, в особенности на уроках математики. Теперь он на заводе, и для тревоги, казалось бы, нет оснований. И все-таки тревожно. Со времени последнего разговора в конторке мастера между Липстом и Крускопом возникла явная обоюдная неприязнь.

«Старый черт, — думает Липст. — Кого-кого, а уж меня ты укусишь наверняка». Липст больше не косится в сторону и с преувеличенным усердием сосредоточивается на работе. Еще немного — и он сам вместо цепи обовьется вокруг зубчаток и ввинтится вместо болта в резьбу.

«Аптекарь» стоит за спиной и смотрит. Он стоит по меньшей мере в двух шагах, но Липсту кажется, что тот, словно рысь, вскочил к нему прямо на плечи.

«Что? Ни к чему не можешь придраться?! Не можешь, да?!» Неприятное чувство нависшей угрозы сменяется у Липста желанием что-нибудь отчубучить. Лихо присвистнув, он выметывает цепь на зубчатки, как факир змею.

— Товарищ Тилцен!

Липст вздрагивает. Ну, ясно! Он так и знал: «аптекарь» придерется. Разве не ждал он этого?

— Слушаю, мастер!

— Вы полагаете, что монтажные детали привозят, чтобы они валялись на полу?

— Нет, я так не думаю.

— Ну, тогда поднимите. Что стоите, будто аршин проглотили? Может, ждете, чтобы я поднял? Извольте, могу! Не трудитесь, молодой человек. Не утруждайте себя, пожалуйста!

И Липст не успевает опомниться, как «аптекарь» уже подхватил упавшую цепь и швырнул на стол.

— Не трудитесь, молодой человек! Не переутомляйтесь, ради бога. А то у вас потом не хватит сил бегать по вечеринкам. Чего доброго, еще не сможете вытащить пробку из бутылки!..

Мастер Крускоп направляется дальше. Он уже не выглядит таким сердитым. Обойма расстреляна.

Липст посмотрел вслед «аптекарю». Показать бы ему сейчас язык да длинный нос! Но Липст только покачал головой, с удовлетворением отметив про себя, как смешно у «аптекаря» отвисли сзади брюки.

Обойдя конвейер, Крускоп заходит в свой стеклянный отсек. Это настолько приятный момент, что даже Клара вопреки обыкновению прерывает песню:

— Обратно в конуру залез. Слава богу!

Робис, питавший пристрастие к спортивной терминологии, обычно говорил:

— Бой на конвейере проходит в четыре раунда.

На языке простых смертных это означает: работа на конвейере организована так, что у рабочих, кроме обеденного перерыва, есть еще две пятнадцатиминутные передышки. Это большая привилегия сборщиков. Угис считал эти четверть часа чем-то вроде нагрудного значка, который отличает гвардейцев от обычной пехоты, или, скажем, красной майки, выделяющей чемпиона среди других спортсменов. Перерывы для отдыха он никогда не проводил в цехе, стараясь использовать их в соответствии со своей «личной программой». Медлительному Крамкулану четверть часа хватало только на то, чтобы потянуться как следует и поддернуть брюки. Угис за это время успевал сбегать в клуб, просмотреть доску объявлений, свежие газеты и журналы. В летнюю жару он нередко возвращался в цех, ероша волосы, напоминавшие смоченную одежную щетку, и говорил:

— В ванночке чудесная вода! Я чувствую себя на десять лет моложе…

(На заводском дворе был устроен бассейн.)

Но чаще всего он забирался в какой-нибудь тихий уголок, затыкал пальцами уши и зубрил химию.

Сегодня Угис ожидал пятнадцатиминутную паузу с особым нетерпением. Как только Крускоп отошел подальше, он наклонился к Липсту и сказал:

— Надо срочно поговорить с Казисом. Необходимо выяснить условия конкурса. Могу поспорить, он все уже знает. В перерыве сгоняем в экспериментальный.

— А в рабочее время можно разговаривать с Казисом?

— Конечно! Это будет блицсовещание.

— А там ведь написано на двери: «Посторонним вход воспрещен».

— Казис — комсомольский секретарь. К нему можно.

Липст вошел на завод, как в темное помещение, где даже выключатель приходилось отыскивать на ощупь. И теперь для него на заводе все еще оставалось много интересных, неосмотренных мест. Там происходят разные удивительные события. Подчас само название уже звучит заманчиво: экспериментальный! Цех находится этажом выше инструментального, где стальные глотки бесчисленных станков рычат, стонут и завывают, как голодные звери в десяти зоопарках. Да, прямо над инструментальным, где лучшие специалисты своего дела зарабатывают сказочные деньги…