Зигмунд Скуиньш - Внуки Колумба

Но и следующий троллейбус не привез Юдите. Стрелка на часах бойко завершила круг. «Придет, — Липст не очень беспокоился, — она должна прийти. Немного позже или раньше — какая разница?»

Они виделись позавчера. Юдите знала, что у Липста сегодня день рождения, и сама напросилась к нему в гости.

«Ты только встреть меня в семь у троллейбуса», — предупредила она… Ушел восьмой, девятый, десятый троллейбусы.

«Ну, получит она у меня по шее, — злился Липст, шаря в поисках мелочи по карманам. — Сейчас позвоню. Юдите наверняка еще не вышла из дому…»

Ближайший автомат через улицу. Сперва Липсту показалось, что он попал не туда: в трубке раздался незнакомый женский голос.

— Да-а… Я слушаю.

— Это квартира Жигуров? — спросил Липст на всякий случай. — Можно Юдите?

— Вы просите Юдите?.. Ах, это вы, молодой человек!.. — незнакомый голос преисполнился любезности. Липсту и во сне не приснилось бы, что мать Юдите может так ласково с ним разговаривать. — Как удачно вы позвонили! Будьте любезны, придите сейчас к нам.

— А вы не попросили бы Юдите к телефону?

— Это получилось так неожиданно… По телефону я ничего не могу вам рассказать. Зайдите, пожалуйста. Приходите сейчас!

— Что-нибудь случилось?

— Приходите к нам и все узнаете!

Липст положил трубку. Его слегка трясет. Тепло ранней весны обманчиво.

Что делать? Ждать троллейбуса? Из переулка выскочил «Москвич» с зеленым огоньком.

— Эй, шофер, — Липст поднял руку. — Скорее!

…За дверью долго бренчат ключами. Если бы он только знал, что случилось! Если бы он имел хоть малейшее представление… Но он теряется в догадках. Он словно мчится в тумане и ждет неминуемого удара. «Скорее, скорее!»

Мать Юдите с обворожительной улыбкой отпирает дверь. Липсту не сразу удается отдышаться. В ушах стучит. Наверно, слишком быстро бежал.

Никакого несчастья не произошло — Липсту это уже ясно. Пожилая дама настроена весьма благодушно и весело. Ее пальцы кокетливо играют сигаретой, испачканной в губной помаде. Слава богу!

— Снимите пальто, молодой человек. Заходите, пожалуйста. Что вы сегодня такой застенчивый?

Нет, лекарствами не пахнет. Тянет вином, коньяком и кофе. Из расстроенного приемника вперемежку с шумом и треском несутся звуки тирольского вальса.

«Значит, меня перехитрили. Вечеринка… Может, гости?»

— Вам жарко. Мы сейчас угостим вас холодным шампанским.

Куда девалась угрюмость и неразговорчивость этой женщины? Кислое, брюзгливое выражение лица? Кофе, коньяк и музыка сделали из нее совсем другого человека. Мадам так и распирает от блаженного самодовольства, от упоения собственной утонченностью. Она вьется вокруг Липста, словно, большая рыба, наконец запущенная обратно в родной омут.

Липст подозрительно поглядел на вешалку и, не видя иного выхода, снял пальто и повесил рядом с серым макинтошем.

— Хорошо, что вы позвонили, — пожилая дама, радостно бормоча, подталкивала Липста в комнату. — Ну, ну, пожалуйста. Проходите смелее!

Дверь в комнату наполовину открыта, Липсту остается лишь приотворить ее пошире. «Прямо-таки невероятно, — думает он. — Еще десять минут назад я стоял на троллейбусной остановке, и вот я уже у Юдите».

И тут Липст остолбенел — на диване, как раз под пестрым пластмассовым попугаем, удобно протянув ноги, сидит «Сыр голландский»…

— Познакомьтесь, — многозначительно улыбаясь, промурлыкала мать Юдите. — Директор Шумскис, большой друг Юдите, — кивнула она на «Сыра», — и… а как же вас звать, молодой человек?

— Липст Тилцен.

«Сыр голландский» поднялся и, улыбаясь, протянул руку:

— Очень приятно познакомиться.

«Очень приятно было бы выбросить вас за окно», — подумал Липст.

— Кажется, мы с вами где-то уже встречались?

— Очень возможно, — сказал Липст. — Наверно, в Доме культуры. Если не ошибаюсь, вы там как-то раз стояли на лестнице.

«Друг Юдите, — думает Липст и смотрит на «Сыра», как на приготовленную для себя петлю на виселице. — Нечего сказать, угодил же я в западню, где сверху невинные прутики, а на дне натыканы острые колья. Волку хорошо, он может оскалить зубы, кусаться, рвать когтями. А я человек, у меня собственное достоинство. Мне долго вбивали в голову, как надо себя прилично вести. И потому я сейчас должен сидеть, улыбаться, говорить «пожалуйста» и «спасибо». Конечно, могу и уйти, но я этого не сделаю, не окажусь последним трусом».

Липст впервые видит «Сыра голландского» вблизи и имеет возможность рассмотреть его во всех подробностях. На вид ему лет сорок, может, чуть больше. Круглое, румяное лицо, тщательно подстриженные и причесанные усики, прилизанные редкие волосы и длинные белые пальцы. Честно говоря, он вовсе не так уж противен. Во многом он выгодно отличается от Липста: на нем великолепный костюм, нарядный галстук; он умеет непринужденно держать себя, знает, что делать с руками и ногами в зависимости от ситуации. У него есть деньги, которыми он так начинен, что того гляди они посыплются из него.

— Альберт, дорогуша, — мать Юдите ласково коснулась плеча «Сыра», — а что, если нам выпить за ее здоровье?

«Сыр голландский» тотчас же принялся за дело. На столе несколько бутылок, тощих и пузатых, оплетенных соломой и завернутых в блестящий станиоль. Посреди стола навалены бананы, ананасы, похожие на большие еловые шишки, апельсины и яблоки. Вокруг крепостным валом расположились открытые и неоткрытые консервные банки. Прямо на скатерти раскиданы конфеты, разломанные плитки шоколада. Как видно, никто особенно не заботился, чтобы накрыть стол по-настоящему. Под столом навален ворох оберточной бумаги, бечевок.

«А Юдите? Где же Юдите? — мучительно думал Липст. — Ее же нет здесь! Ну, конечно, нет! «Сыр голландский» здесь, мать здесь, а Юдите нет».

— Да, Юдите нет, — с нарумяненных щек пожилой дамы печально осыпалась пудра. — Юдите сегодня утром улетела в Москву. Совершенно неожиданно. Вы только представьте, — мать Юдите обращалась к Шумскису, в это она посвящала только его, — сидим завтракаем — и вдруг подкатывает машина. Международный показ мод, и, вы только подумайте, одна из самых красивых московских манекенщиц заболела…

Липст взял бокал и залпом выпил.

— Она вам, молодой человек, оставила тут какой-то сверточек. Вы только подумайте, я совсем забыла про него. Слава богу, что вы позвонили…

Мать Юдите прошла в другую комнату и вскоре вернулась с небольшим свертком.

— Вот возьмите! Ну, что вы смотрите?

Она старается побыстрее отделаться от неприятной обязанности. Очень надо ей сейчас думать о каком-то дурацком свертке, когда на столе все сверкает и источает аромат, когда она снова наконец почувствовала себя хозяйкой дома, которая в состоянии угощать коньяком и шампанским, анчоусами и черной икрой, когда в ее обществе столь незаурядный, замечательный человек, как директор Шумскис, и в довершение всего у нее есть возможность произвести всем этим на кого-то впечатление. На худой конец, хотя бы вот на этого назойливого юнца, который уже давно действует ей на нервы.