Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Шагая по набережным вдоль уснувших домов, они мечтали о будущем. Как бы ни было хорошо сегодня, непременно хочется, чтобы завтра было еще лучше. Всей душой они верили в свое завтра.

Через несколько месяцев Виктор Дмитриевич с не меньшим успехом выступил еще в одном большом концерте.

Когда Виктор и Ася приехали домой, они увидели на столе присланный Аркадием Черновым огромный букет: тяжелые, точно бархатные, вишневые георгины и влажные астры — осенние цветы, прощальный привет незаметно промелькнувшего северного лета...

На островах осень была веселее, чем в центре города,— красочнее, душистее. Над крышами низеньких домов, над тихими улицами и покатыми берегами, в синеватом воздухе плыли и плыли, чуть покачиваясь, розовые, желтые, трепетно просвечивающие на солнце, еще мягкие листья.

Когда со взморья подули ветры, улицы наполнились порывистым шорохом лиственных метелей. Листья падали хозяйкам в открытые сумки, запутывались в волосах, влетали в форточки. По дороге в школу дети собирали осенние букеты.

Всю осень Ася наблюдала за листьями. Ее не покидало немного восторженное, приподнятое состояние. Все больше красоты замечала она вокруг себя, и знала — это от любви. Никогда в жизни она еще не видела такой осени.

Песня, написанная в эти дни, принесла Виктору новый успех.

На первом ее исполнении Ася сидела рядом с мужем. Она то и дело взглядывала на него и любила еще больше — за то, что он нужен не одной лишь ей, но и многим, многим людям. Надо беречь его талант, беречь не только для себя, но и для всех.

Аркадий Чернов, присутствовавший на концерте, от души хвалил песню и со смехом требовал:

Отметить, отметить!.. Не зажимай!..

С концерта Ася поехала прямо домой, а Виктор Дмитриевич вместе с Черновым и несколькими музыкантами — ужинать в «Метрополь». Жену он не взял с собою, считая, что неудобно вести ее в ресторан в полуночный час.

Вернувшись из ресторана совсем уже под утро, он разбудил Асю, недовольно заметившую: «Ты, кажется, выпил немного лишнего», — поднял на руки и, целуя сонные глаза ее, возбужденно проговорил:

— Вот теперь мы по-настоящему знаем, что силы у нас есть, Только работать и работать. В искусстве ведь надо иметь право на работу. Вчера я окончательно убедился, что право это у меня есть...

Он отнес жену на диван, а сам сел к пианино. Ася любила шопеновские мазурки и часто просила Виктора поиграть. Сегодня ему самому хотелось сделать ей приятное.

Ася переглядывалась с проснувшейся матерью и улыбалась. Первое чувство легкого недовольства бесследно исчезло. Виктор Дмитриевич повернулся к жене, весело воскликнул:

— Помнишь, как сильно сказал Шопен? .. Живу, хочу жить, люблю радоваться, когда в здоровых людях брызжет стихия жизни!..

Открытый и общительный характер Виктора Дмитриевича притягивал к нему людей. У него было много хороших товарищей по войне, по работе. Это были честные и интересные люди. С ними и жизнь казалась полнее.

В праздники, а часто и по воскресеньям, дома собирались друзья Виктора, товарищи Аси по службе — молодые архитекторы. Эти вечера, полные громкого, неудержимого смеха, интересных рассказов, споров, музыки, доставляли Асе большое наслаждение. Она любила их еще и потому, что после них Виктор точно заряжался новой энергией, работал еще увлеченнее, а у нее крепли ясные и чистые чувства к мужу. Смотря на него, она порою даже думала — не во сне ли она так счастлива?

Но в одно из воскресений встречу друзей пришлось отменить. Днем внезапно выяснилось, что вечером Виктора не будет дома. Ася успела предупредить всех гостей по телефону. Приехал только один Вадим Аносов, старый друг Виктора по консерватории, его одногодок, подвижной, с кольцами рыжеватых волос на вечно взлохмаченной голове, в тяжелых очках на широком веснушчатом носу.

Вадим был так же жизнерадостен и трудолюбив, как и Виктор, и это, наверно, сближало их больше, чем что-нибудь другое. Сам он принадлежал к не часто встречающимся в искусстве людям, которые ясно видят меру своего таланта. Он знал, что только упорный труд может принести ему успех. Но сам по себе этот труд — каторжный для кого-нибудь другого — давал ему наслаждение и составлял его счастье.

Аносов был из числа непредприимчивых и не умеющих устраиваться людей. С войны он вернулся в поношенной шинелишке и с пятью благодарностями Верховного Главнокомандующего. Комната его сгорела во время блокады. Виктор принялся хлопотать за него. Он не стал бы, может быть, делать это для себя, но не мог оставить в трудную минуту без помощи одинокого, бессемейного друга. Комната была выхлопотана, Вадим устроен в оркестр драматического театра.

Первое время, еще не став на ноги, Вадим частенько столовался на Крестовском. К нему быстро привязались и Прасковья Степановна и Ася. Он всегда приносил с собой немного шума и много бодрости.

Вадим быстро стал в доме совсем своим и любил бывать здесь, где его встречали как родного. Когда он входил в комнату и видел, как над столом светит маленькая люстра, а Виктор, с нотной бумагой в руках, сидит около стола или за пианино, у него появлялось теплое чувство, будто он вновь обрел потерянный дом. Прасковья Степановна всегда спешила накормить Вадима, и потом, уже без всякого стеснения, продолжала при нем заниматься своими хозяйственными делами.

Последнее время Вадим почти не видел Виктора: то он в консерватории, то у него концерт, а сегодня — уехал в театр. Ася осталась дома: контрамарку прислали на одно лицо.

Ася предложила Вадиму посидеть во дворе. Вадим рассказывал что-то веселое, но Ася, кутаясь в вязаную жакетку, слушала его рассеянно. Было необъяснимо грустно, и она не могла понять, отчего эта грусть — от осенней ли погоды или, может быть, оттого, что Вадим скоро уйдет, а впереди — долгий- долгий вечер в ожидании мужа... Не выпьет ли он опять лишнего? Ничего страшного в этом, конечно, нет. Но неприятно. И весь вечер надо ожидать, и думать, думать...

Виктора Дмитриевича пригласил на премьеру Аркадий Чернов. Спектакль был интересный, Аркадий играл с большим подъемом.

В последнем антракте билетерша передала записку от Чернова — он звал отметить премьеру; Виктор Дмитриевич согласился — и не пожалел.

Ужинали в отдельной комнате «Универсаля». Актеры были большей частью молодые, за столом не умолкал хохот. Виктор Дмитриевич заразился общим настроением и очень понравился всем.

После этого случая Виктор Дмитриевич не раз проводил вечера с компанией Аркадия. Его лишь смутило, когда он узнал, что Чернов, оказывается, пьет не только со всеми от случая к случаю, а и каждый день.

В ответ на высказанные опасения Аркадий рассмеялся:

— Ерунда! Ты знаешь, как пил Шаляпин? А Мочалов? В этом греха нет. Грех — бездарности лезть в искусство. Такой вот тип и не пьет, и пыжится, и тужится... а... таланту-то все равно нет. Его ведь даже по литерным карточкам самому большому начальству не выдают... Талант нуждается во вдохновении. А вдохновение... — он выразительно постучал узкими ногтями по опустевшему графину и, подозвав официанта, попросил повторить заказ. — Эта истина стара, как мир...