Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Надо было чем-то жить. Чернов искал уже хоть какую-нибудь работу, лишь бы — деньги. Свою жизнь в театре он начинал подмастерьем у отца — художника. Старые навыки пригодились. Он устроился в художественно-рекламные мастерские.

Оформление витрин неожиданно принесло хорошие заработки, но это не радовало. Душа все равно тосковала по театру, Чернов пытался скрыть свою боль за шуточками:

— Коровы, сыр, масло, «Казбек» — тоже искусство. Самое массовое из всех, какие существуют на земле...

Шутки были горькими, и Виктор Дмитриевич видел, что Аркадий страдает.

Он страдал и сам, продолжая проводить вечера с Черновым, — опять не работа и не отдых. Надо прекратить!..

Вскоре опасения Аси снова рассеялись. Муж перестал встречаться с Черновым. В доме снова все было счастливо.

Как только наступили совсем теплые дни, Виктор Дмитриевич, вместе с концертмейстером своего класса, членом профкома Верой Георгиевной, организовал студенческую бригаду, и они поехали в область дать несколько концертов.

Вера Георгиевна давно уже хотела поговорить с ним, но со дня на день откладывала неприятную беседу. Как подступиться? С чего начать? Ведь можно просто обидеть человека. Все-таки она решилась:

— Поверьте, мне очень неприятно, но... Ваши студенты уже несколько раз видели вас в городе... понимаете, не совсем в приличном виде...

Виктор Дмитриевич попробовал отшутиться: дескать, не милиционер же его вел. Но шутка не получилась.

— Студенты очень любят вас, — продолжала Вера Георгиевна, — и просили не сообщать начальству... Хочется думать, что у меня не будет такой крайней, вынужденной необходимости...

— Конечно, не будет, — подтвердил Виктор Дмитриевич, смущенный и расстроенный неожиданным разговором. Ему казалось, что разговор этот затеян напрасно. Что ж, возможно, кто-нибудь из студентов и видел, когда он выходил из ресторана с Черновым. Но он уже давно не бывает в ресторанах и не собирается бывать. Нет ни желания, ни времени. Засмеявшись, Виктор Дмитриевич добавил:

— Много шуму из ничего.

— Я только рада, — улыбнулась Вера Георгиевна, довольная, что он без обиды принял ее слова. — Но лучше, если вообще не будет никаких поводов для шума...

В середине лета Ася опять встревожилась.

Несколько дней после концерта, в котором были исполнены новые два романса Виктора, он являлся домой под хмельком, всякий раз приносил Асе подарок— торт или духи.

Ася принимала подарки, силилась улыбнуться, но улыбка не выходила, и Ася, словно сдерживая рыдания, чуть заметно шевелила губами. Она смотрела на мужа и не узнавала его. Какое-то измятое, точно спросонья, лицо. Невыразительный, тусклый взгляд, даже когда Виктор смеялся.

— Чем ты недовольна? — удивился Виктор Дмитриевич, придя таким же веселым и в конце недели. Он откинулся на спинку стула, вопросительно взглянул на жену и на тещу.

Ася подошла сзади, прижалась к его голове.

— Не надо так часто пить, — сказала она, потираясь щекой о его мягкие волосы.

— Это ты называешь пить? — рассмеялся он, гладя ее податливые руки. — Ну что ты! Просто, встретил приятелей. Ничего плохого нет в этом, правда, мама?

— Вчера приятели, сегодня приятели. День бился, бился, а к вечеру напился, — отказывая зятю в обычном заступничестве, сказала Прасковья Степановна.— Плохо это может кончиться. Так и начинают привыкать.

— Ну вот! — теперь уже обиженно рассмеялся Виктор Дмитриевич. — Что же я — алкоголиком стану от лишней рюмочки? Хотите, могу совсем не пить?

— Очень хотим.

Виктор Дмитриевич встал, поцеловал жену.

— Раз я могу управлять собой, ты не беспокойся,— сказал он уверенно. — Все это вздор!

И он начал рассказывать о Чернове: вот Аркаша уже не может остановиться, у него это уже потребность, прямо жаль парня, на глазах катится под откос. Он преувеличенно жалел и осуждал приятеля и всем своим видом как бы говорил жене и теще: вы же видите, как хорошо я все понимаю, как трезво сужу о вещах? Так что же вы обо мне-то беспокоитесь? Вздор! Сущий вздор!..

Ася привыкла, что муж всегда бывает верен своему слову, и радовалась, что держит его и сейчас. Он, кажется, стал даже внимательнее и нежнее, чем раньше.

Но ближе к зиме снова начала вторгаться в дом тревога.

Вечерами Виктору теперь частенько не сиделось дома. Если у него почему-либо портилось настроение или встречались трудности в работе, он уже привычно искал спасения во встречах с Черновым, в сбивчивых пьяных беседах.

Выпивши, он становился не в меру разговорчивым, деланно возбужденным: пустяк, глупость вызывали у него смех.

— Знаешь такой анекдот? — спрашивал он у Аси, и, смеясь, пересказывал услышанный от Аркадия анекдот: — У одного пьяницы спросили: «Вы до чертиков напивались?» — «Что вы, — отвечает он. — Никогда. А вот мой товарищ напивался. Прихожу к нему, а он лежит пьяный в дым, и черти по нему так и бегают, так и бегают...»

Асе было совсем не смешно. Ее пугало, что выпивка занимает все больше места в разговорах мужа. А он продолжал смеяться:

— Не бойся, я-то до чертиков не допьюсь!

Она пристально смотрела в затуманенные глаза мужа и не узнавала их.

— Когда ты пьяный, у тебя даже глаза другими становятся...

Нетерпимость жены вызывала у Виктора раздражение. Виктору Дмитриевичу казалось, что Ася кричит на него, хотя она говорила спокойно, а повышал голос только он.

— Я начинаю бояться за тебя, за наше счастье,— тихо сказала Ася.

И ему опять послышалось, что жена кричит.

— А можно без фортиссимо? — повысил голос он сам. —Ты просто придираешься ко мне!

Теперь Ася все яснее убеждалась в серьезности своих опасений...

Как-то незаметно случилось, что в доме реже стали собираться старые друзья. Но Виктор Дмитриевич даже не обратил на это внимания.

Искусственное возбуждение становилось необходимым, иначе нападала апатия. Для оправдания он с неожиданной находчивостью всегда отыскивал повод. Нельзя не выпить, если после концерта или получения денег товарищи идут в ресторан. Нельзя не вы- пить с редактором музыкального вещания радиокомитета, который пригласил участвовать в нескольких концертах.

В дни концертов он уверял, что нужно чуточку взвинтить себя. Но Ася знала: все это — самообман и ложь. Выпив, он играл хуже, чем обычно, терял ту внутреннюю собранность, которая прежде всегда поражала и восхищала Асю.

Чем чаще Виктор Дмитриевич пил, тем работал все беспорядочнее, рывками, дальше отходил от семьи. Ася пыталась понять причины того, что с ним творится.

— Виктор, ты совсем не живешь семьей,— сказала она ему. — Смотрю на других и завидую. У всех есть семья, все болеют за нее. А мы с тобой встречаемся сейчас только ночью. Ты не знаешь и не интересуешься, о чем я думаю. А у меня последнее время, когда ты выпиваешь, бывает так тоскливо на душе, что ты представить не можешь. Иногда противно смотреть на все... Что с тобой? Помнишь, мы так много мечтали, думали, как будем жить. Ты, наверно, уже совсем позабыл об этом?