Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

— Нет, мы обойдемся, — отказался Алексей Тихонович, думая, что лучше не рисковать. Одежда, купленная Асей, заставит Новикова вспомнить о жене, разбередит сердце и может сорвать начавшее уже закрепляться его твердое, устойчивое состояние.

— Жаль, что даже в этом — не могу помочь... Значит, зря я приезжала?

— Почему зря? Мне многое стало яснее. А может быть, и вам станет... Вы подумайте еще... Ну, до свидания. — Пожав Асе руку и дойдя до конца аллеи, Алексей Тихонович обернулся.

Ася шла не по тропинке, а сбоку — по мокрому, тонкому снегу, шла медленно, делала несколько шагов и останавливалась, словно раздумывала — не вернуться ли?

Мещеряков решил, что где-то далеко-далеко — в самой глубине Асиного сердца — еще теплится искорка былой любви к Виктору Дмитриевичу, которой она очень страшится теперь.

В аллеях густо смешивался горьковатый запах молодой листвы и мокрого снега.

На миг Ася оглянулась, увидела задумчиво стоящего Мещерякова, и дальше зашагала быстро, уверенно, широко.

Алексей Тихонович все стоял и стоял, приминая каблуком снежок и думая, что в сердце этой женщины всегда будет чуть теплиться искорка былой сильной любви, сберегая ей благодарную память прошлых счастливых лет и моментами — сокрушая душу жесточайшим горем изломанной жизни... И здесь — никакой врач не в силах что-нибудь сделать.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Стояли белые ночи. Фонарей не зажигали ни в больничном парке, ни в городе. Приглушенно доносившиеся звуки вечернего города казались рассеянными, как мерцающий свет. Жизнь города представлялась недостижимо далекой и такой заманчивой, что от тоски по этой жизни ныло сердце, душило смятение, разгоралось желание убежать на вечерние шумные улицы, к гуляющим людям, к Неве.

Виктор Дмитриевич пользовался каждым удобным случаем выйти вечером в парк, сам вызывался помогать санитаркам подметать дорожки. Он останавливался в аллее и прислушивался. Звуки становились яснее, заманчивая жизнь казалась ближе, досягаемее, возможнее...

В первые дни изгнания из дому Виктору Дмитриевичу думалось, что ему не перенести разрыва с Асей. Мучительное чувство невосполнимой потери охватывало его иногда даже и после второго поступления в больницу. Но время не только умерило боль, но и дало ему возможность на расстоянии — отойдя от всех событий и переживаний последних лет — честно и до конца разобраться в своих чувствах. Его любовь не могла питаться одними воспоминаниями: ей нужен был живой человек, и обязательно — будущее. А будущее— ясно: после всех страданий Ася не сможет ему поверить. Она слишком честна, чтобы пойти на сделку с совестью и безвольно поддаться одной только жалости. Осталось одно — забыть Асю.

Умом Виктор Дмитриевич понимал это, а сердце — сопротивлялось, цеплялось за загорающиеся вдруг надежды, рожденные воспоминаниями. Но с каждым разом эти вспышки становились все короче и все больше подчинялись рассудку.

Сейчас в душе оставалась лишь жалость, что так глупо и подло все получилось, и честная, искренняя благодарность к Асе, ко всему хорошему, что было связано с этой женщиной.

Как только Алексей Тихонович задумывался о будущем Новикова, тотчас же возникал вопрос — во что одеть его к выписке?

Решено, что от бывшей жены Новикова не стоит ничего принимать. Можно было бы обратиться к Аносову. Но согласится ли он купить костюм? Как и все алкоголики, Новиков, конечно, давно уже вышел из веры у друзей... Выписать кое-что из больничного имущества? Неразумно. Надо дать ему возможность заработать себе на одежду. Пусть уже сейчас он начинает свою будущую жизнь с труда.

Алексей Тихонович хотел устроить Новикова в больничные мастерские, где больным платили тридцать процентов от выработки. Но мастерские эти были лечебными, предназначались лишь для психически больных хроников, и директор отказался принять Виктора Дмитриевича.

Слишком был убежден Мещеряков в правоте затеянного им дела, слишком много было в нем энергии, чтобы эта неудача могла заставить его отступить.

Он понял свою ошибку — простую и в то же время серьезную. Он думал об устройстве алкоголиков очень узко, порознь о каждом. Ну, для одного Новикова можно будет что-то устроить и помимо мастерских. А что делать со всеми такими, как он, попадающими в больницу? У них — ни кола, ни двора, ни семьи, ни штанов...

Неудача с устройством Новикова в лечебные мастерские привела Алексея Тихоновича к новой идее.

Да, с алкоголизмом надо бороться общественным воздействием и профилактикой. Ну а если все-таки уж случилось, что алкоголик оказался вышвырнутым за борт жизни? Бросать его на произвол судьбы? Но среди них есть много талантливых людей и великолепных мастеров, как Гуйда или Кошелев.

Для хронических алкоголиков, оказавшихся за бортом жизни, надо создать загородную больницу-колонию, где бы они не только проходили лечение, но и трудились по своей специальности, принося пользу. Своим трудом они оправдывали бы государственные затраты. После окончания лечения их можно было бы на некоторое время оставлять работать при больнице. Больница являлась бы опекуном, заботясь об обеспечении семьи алкоголика и о приобретении на заработанные им деньги самых необходимых для него в будущем вещей.

Социальная опасность алкоголизма в том, что он порождает в человеке паразитизм. А работая в больнице, алкоголики втягивались бы в трудовой ритм жизни, и значительно легче было бы потом переключать их на трудовую деятельность вне больницы. Да и длительность пребывания в колонии тоже помогла бы устранить тягу к запоям, помогла бы перестройке мышления алкоголика.

В самой форме больницы с длительным сроком лечения алкоголиков не было ничего нового. О таких лечебных заведениях еще в 1889 году при журнале «Архив психиатрии, нейрологии и судебной психопатологии» издали книгу доктора Нормана Керра, президента Общества для изучения пьянства, председателя Комитета британской медицинской ассоциации запойных пьяниц. Но в больницах, описанных Керром, к больным не применялся труд как средство лечебной терапии и как важнейший социальный фактор.

Вслед за книгой Керра Мещеряков принялся тщательно изучать существующее во многих странах «законодательство о привычных пьяницах», и пришел к мысли, что направлять в больницу-колонию надо не только добровольно желающих лечиться. Туда надо посылать принудительно — по решениям суда, общественных организаций и местных властей.

Идея о подобной больнице сейчас же начала рождать множество практических соображений. Загоревшись, словно ему уже завтра надо было приступать к организации такой колонии, Алексей Тихонович стал записывать свои соображения, делать заметки и даже примерные хозяйственные расчеты.