Георгий Марчик - Субботним вечером в кругу друзей

Эхма! Дернула же меня нелегкая примеривать этот галстук, будь он трижды неладен, в отсутствие продавщицы. И не такой уж, кстати, он красивый. А что, если, размышляю, сорвать с себя это вещественное доказательство, вырваться и побежать — пусть потом доказывает, что хочет. Спросят: а почему побежал, скажу — да так, просто захотелось пробежаться, взял и побежал.

Вот так стою размышляю и чувствую, как он сверлит мне спину своим недобрым взглядом, и даже вижу его каким-то особым затылочным зрением — вот он, битюг, схватил меня за локоть и ухмыляется: де попался, голубчик. Сейчас громко скажет: «Пройдемте, гражданин!» — и толкнет меня в спину, чтобы шел быстрей и не оглядывался.

Стою я, значит, ни жив ни мертв и начинаю постепенно привыкать к своему положению и даже как бы чувствовать, что наше стояние немного затянулось. Пора что-то предпринимать. Стал я свободной рукой потихоньку стаскивать с себя этот проклятый галстук, с мучительным стыдом стащил и поспешно, с отвращением бросил на прилавок, словно это был вовсе не кусок невинной материи, а попавшая мне на шею гадюка. И так же тихонечко-легонечко выпростал свою схваченную за локоть руку. И с каким-то постыдным облегчением мелким нейтральным шагом засеменил к выходу.

И до самой двери меня не покидало трусливое оцепенение. Дошел до выхода — ничего. Кажется, обошлось. И тут уж, переступая порог, незаметно оглянулся. Радость-то какая: никто за мной не идет. Смотрю дальше и вижу, что как раз напротив моей галстучной секции кто-то стоит. Спокойненько стоит и руку держит этак немного наотлет и вперед. Всмотрелся, а это обыкновенный манекен мужского пола. Лицо, так сказать, неодушевленное. Я, конечно, облегченно рассмеялся и пошел домой. Вот такая историйка.

Но на этом она не кончилась. Назавтра утром вызвал меня мой начальник. Авантажный такой, не очень приятный тип. Его у нас побаивались, но не по-хорошему, а так, за грубый и вздорный нрав. Все он норовил власть свою показать, все гнул силой.

Встретил меня недобрым взглядом, набычился. Руки не подал, сесть не предложил. С места в карьер: «Почему задерживаешь проект?!» Стал я объяснять: дескать, дело новое, сложное, а он и слушать не стал. Побагровел, грохнул кулаком по столу:

— Да что за вздор ты мелешь?! Кто тебе дал право срывать график? — А сам-то, уж я это точно знаю, в нем ни бум-бум. Иначе и вел бы себя по-другому.

Вначале я, признаюсь, обмер, растерялся, молча жду, пока пронесет грозу. А он распалился, кричит, кулаком об стол. Ты такой, ты сякой. Он меня гвоздит, а я не возражаю, но постепенно осваиваюсь с обстановкой. И мучительно пытаюсь вспомнить — на кого же он все-таки похож? Так и вертится в голове что-то очень знакомое, а вспомнить не могу. И вдруг вспомнил — батюшки, да это же тот самый манекен, которого я давеча так испугался. Только этот, правда, кричащий, живой. Ну да разницы в принципе нет.

Сказать по правде, раньше я от его крика тушевался — он меня парализовал, как кролика взгляд змеи, а тут меня разобрал смех. Стучи, думаю, кричи, никто тебя не боится.

— Ты чего смеешься? — опешил мой начальник.

— Да так, ничего. Просто вспомнил об одном смешном случае. Да это к нашему разговору не относится… Продолжайте, пожалуйста.

Он в недоумении наморщил лоб, соображает. Привык, чтобы перед ним пасовали, а тут нате вам — стоит и смеется. А чего смеется — неизвестно.

— Ладно, — сказал он наконец… — Иди. Но смотри у меня. Ишь, весельчак…

Еще за двести метров до дома по каким-то неуловимым признакам я почувствовал неладное. Ребятишки, игравшие на улице, при моем появлении разом умолкли и во все глаза уставились на меня. Даже дворовая собачонка, что всегда заискивающе виляла хвостом, тут, будто впервые увидев, с гнусным тявканьем бросилась мне под ноги. И все-таки я не был полностью подготовлен к тому, что случилось.

С легким стеснением в груди я открыл дверь в нашу квартиру. Здесь у обеденного стола собралось все мое многочисленное семейство — мать, отец, тесть, теща, моя жена, трое детей.

— Привет, дети! Здравствуй, Аннушка! Добрый день, дорогие папы и мамы! — наигранно бодро сказал я.

Ответом мне было гробовое молчание.

— Что-нибудь случилось? — спросил я, всей своей захолодевшей кожей ощущая неловкость и безотчетный страх.

— Да, — сказала жена ледяным тоном. — Что-то случилось. Мы всё узнали.

И тут только я заметил в руке у нее кусочек белой бумаги размером в половину листа школьной тетрадки. Жена повертела его в руке, и я догадался, что это фотография. Я все еще ничего не понимал, но уже, как это часто бывает с впечатлительными людьми, чувство вины и покорности судьбе овладело мной. Я как завороженный смотрел на фотографию.

— Что это? — пролепетал я, все больше и больше погружаясь в трясину страха.

— И он, подлец, еще делает вид, что ничего не знает, — крикнула она, больше обращаясь к детям и родителям, чем ко мне.

Согласитесь, что любой, даже самый волевой и мужественный, человек в подобной ситуации мог бы растеряться. Я никак не мог собраться с мыслями. Надо было что-то спросить, сказать, объяснить. Но что? В полной растерянности я ждал грозного удара…

Мама, моя бедная старенькая мама, со скорбью смотрела на меня. Папа понурился, словно сломанный несчастьем. Родители Анны смотрели на меня с нескрываемой ненавистью. Дети — с тайным сочувствием и интересом. Не скрою — еще ничего не зная, я уже заранее чувствовал себя обреченным и был готов признать за собой любую вину.

— Дай, — сказал я жене, протягивая руку к фотографии.

— На! — язвительно, будто бросила мне в лицо это слово, сказала жена, протягивая фотографию. — Полюбуйся на своего сына. А мы и не подозревали, что у тебя есть еще один ребенок. Мы думали, что ты верный, любящий муж и отец. Но как он умело притворялся! Столько лет выдавал себя за порядочного человека.

Я как оглоушенный смотрел на фотографию, на которой было запечатлено улыбающееся круглое лицо мальчугана семи-восьми лет.

— Посмотрите, как этот мальчик похож на него, — кричала жена. — Вылитый отец. Такие же лживые глаза и губы. Лучше бы я не родилась на свет, чтобы видеть все это. Лучше бы у меня отсохли ноги, когда я шла регистрироваться с этим обманщиком…

Я перевернул фотографию и прочитал: «Это твой ребенок, Коля». Коля — это действительно я. А ребенок — это действительно ребенок. Мой ребенок… Сомнений не было…

Я онемел, словно удар молнии парализовал меня. Лихорадочно перебирал в памяти всех знакомых женщин. У меня даже мысли не возникло, что это чужой ребенок. Чей же еще? Конечно мой. Вылитый я. Такие же большие уши, нос, похожий на огурец, плутоватые глаза. Вот шельмец. Но от кого же он? Все перепуталось в голове, я ничего не мог вспомнить. Кажется, это было на именинах у дяди Гриши. Я тогда много выпил и уснул мертвецким сном. На следующий день мне казалось, что накануне что-то случилось. Или та самая черненькая толстушка, что восемь лет назад все время вертелась вокруг меня на свадьбе у племянницы? Мысль о ней неотвязно преследовала меня потом несколько дней. Она даже снилась мне. Но постой, постой. При чем здесь снилась? От этого еще, слава богу, дети не рождаются. Все путалось в моей голове.