Георгий Марчик - Субботним вечером в кругу друзей

И все они были счастливы и довольны.

Вечерний город, умытый весенним дождем и расцвеченный красными, желтыми и зелеными огнями, был прекрасен.

«Все куда-то торопятся, у всех какие-то дела, — с иронией думал герой нашего рассказа, — а я, Серж Любоедов, высокий, красивый шатен тридцати двух лет, никуда не спешу, а с живым интересом, словно инопланетянин, глазею с балкона шестнадцатого этажа на стрелы улиц, по которым, обгоняя друг друга, мчатся машины, на маленьких, как игрушечные солдатики, человечков, спешащих бог весть куда». Серж улыбнулся, щелчком пустил вниз окурок сигареты и упругой походкой направился в зал вечернего кафе.

За соседним столиком лицом к Сержу сидела эффектная, начинающая увядать блондинка, унизанная и увешанная золотыми кольцами, браслетами и серьгами, и не сводила прилипчивых глаз с модно одетого, интересного молодого человека, похожего на дипломата. Любоедов тотчас же отреагировал на этот горящий взгляд, как цирковой конь на сигнал дрессировщика. В свою очередь, он бросил на блондинку пылкий, восторженный, полный обожания взгляд.

«Эх, — с веселым вызовом сказал себе Серж, — подцеплю-ка я эту золотую вдовушку. Уж так зазывно она смотрит на меня…»

Валентина Игоревна оказалась товароведом крупного гастронома. Она и стала очередной жертвой профессионального обольстителя. Серж ликовал: будет чем поживиться. Он легко усыпил бдительность привыкшей принимать рискованные решения, страждущей любви женщины, показав ей сберегательную книжку, в которой значилась внушительная сумма денег. Секрет был прост. Первоначально Серж положил на сберкнижку 18 рублей. А затем недрогнувшей рукой дописал — тысяч. Паспорт у него тоже был подлинный — только вместо первых двух букв на аккуратно вклеенной бумажке были написаны две другие. В результате этого ловкого маневра Любоедов стал Рыбоедовым.

Впрочем, товаровед клюнула на красавца Сержа и без сберкнижки. Все бы обошлось, если бы только он не заспешил. А заспешил он потому, что заскучал уже на третий день семейной жизни. Валентина Игоревна оказалась на редкость слащавой и прилипчивой. «Надо наказать за ее легковерность и глупость, — цинично думал Серж. — Разве можно так несерьезно относиться к жизни? Разве достойно человека, словно животному, терять голову от страсти?»

И он бежал, захватив при этом на память кое-какие ценные вещички. И вот, как поется в некогда популярной песенке о цыпленке, его поймали, арестовали… и он оказался на жесткой скамье подсудимых. Серж смиренно покорился участи и теперь ждал суда. В чудеса он не верил. Судили его в первый раз, и Серж с живым интересом, будто это происшествие лично к нему не имело никакого отношения, наблюдал за происходящим. Вот на возвышение впереди зала взошли и сели за длинный стол трое — худая пожилая женщина в строгом темном костюме и двое серьезных мужчин. «Пощады не будет», — понял Серж.

Стройная юная девушка с синими мечтательными глазами и пшеничной россыпью волос на плечах поднялась при их появлении из-за столика, стоящего в сторонке, и громко произнесла: «Встать! Суд идет!» Все встали. Встал и Любоедов.

Он отчаянно защищался. Но слишком уж неопровержимы были улики. Хотя большинство его «жен» и «невест» стыдливо воздержались от обращения в милицию по поводу постигшего из разора, нашлось все же несколько докучливых дам, презревших молву и стыд. Их показания были похожи одно на другое, как близнецы. Он, коварный обольститель, ловко втерся в доверие, похитил деньги, ценности и был таков.

И вот он весь как на ладони перед строгим судом что-то лепечет в свое оправдание: «Я жертва, а не злодей. Я так верил в счастье, так стремился к нему… Я сам горько обманут в своих ожиданиях… Украл? Сбежал? Какие ужасные слова! Это грубая клевета! Это месть за то, что я не пожелал остаться в плену мещанской трясины, куда обманом меня пытались затащить…»

Но кого могли убедить эти жалкие слова? И вдруг! О святая мадонна! В первое мгновение Серж не поверил сам себе. В пылу оправданий одна фраза совершенно случайно слетела с его языка: «Поверьте, я сам до глубины души потрясен тем, что нахожусь здесь, в этом зале, на этой скамейке. Ведь я без памяти люблю эту прекрасную женщину. Неужели я мог обмануть ее? Нет, нет и нет. Все это просто какая-то нелепая ошибка».

По изменившемуся лицу Валентины Игоревны он сразу понял, что попал в самую точку. Это был его шанс, и он, как хороший шахматист при удачном ходе, не упустил его. Валентина Игоревна смотрела на Сержа потеплевшими и ласковыми глазами, и он почувствовал, что она начинает верить ему. Серж ликовал: на этой земле еще осталось место для чудес. Языком взглядов, понятным лишь им обоим, он обещал ей земной и небесный рай, и она сдалась, к удивлению всех вдруг заявила, что сама дала ему ценные вещи, но потом забыла об этом. Серж нисколько не удивился, когда судья объявила, недовольно хмурясь, что признает его невиновным и что он свободен.

«Я свободен! — сказал со счастливой улыбкой Серж, выходя из здания суда и всей грудью вдыхая свежий весенний воздух. — Свободен! Как это прекрасно — быть свободным. От женщин тоже. Нет, положительно ни один осел не ценит этого богатства».

О женщины! Милые, славные женщины, верные ревнительницы семейного очага. У вас мягкое, доброе, податливое на ласку и лесть сердце. Вы живете надеждой на счастье, ждете его, стремитесь к нему. Увы, этим как раз и пользуются Сержи Любоедовы.

Быстро, как спринтер, Серж вернулся к своей супруге. Благо весь его скарб вмещался всего в одну сумку. Валентина Игоревна с горделивой, нежной, как у Джоконды, улыбкой наблюдала за тем, как Серж усердной пчелкой порхает по ее уютной квартире. Прерванный было медовый месяц продолжался. И все, как в песне, повторилось сначала. Утром кофе в постели, вечером легкая музыка, мягкий полусвет, нежные словечки, клятвы верности, поцелуи. От него ничего не требовали, кроме соблюдения порядка в квартире.

Через месяц, однако, сладкое рабство уже тяготило Любоедова. Сколько волка ни корми… Его влекло к новизне ощущений. «И как это только другие годами терпят сие однообразие? — с удивлением думал он. — Ковры, японский магнитофон, цветной телевизор… Надоел до чертиков этот райский уголок. Пора бежать». И тут ему на ум пришла совершенно очаровательная идейка. Зачем снова скитаться, лгать, рисковать, когда можно отсюда, под таким надежным прикрытием, совершать хорошо организованные вылазки.

«Открытие — высокий класс», — одобрительно сказал он себе. Мир снова, как после очистительного летнего дождя, заиграл всеми яркими веселыми красками.

Вечером, вернувшись с работы, Валентина Игоревна, с умилением глядя на него, спросила: