Василий Лебедев - Высокое поле

Утром их раньше времени разбудила хозяйка дома, жена дядьки, тетя Оля. Она задела подойником за косяк — и Лехины нервы сразу отозвались во всем теле иглами. Он вздрогнул, проснулся и больше не спал. Ему было слышно, как внизу, во хлеву, тонко дзинькнули струйки молока в пустой подойник, как потом звук становился все глуше и сочнее. Леха представлял, как наравне с краями подымается молочная пена, а по ней коротко стекают последние струи молока. Он представил это, и ему даже послышался запах шерсти от теплого брюха коровы…

Вскоре проснулся и дядька. Сначала он стал реже и глубже дышать, словно его вытащили из воды, потом зашевелился, крякнул и сел. Увидев, что племянник тоже не спит, он шумно зевнул, потом растер лицо ладонями и спустился с сеновала, но в дом сразу не пошел, а открыл ворота сарая.

— Мокрота-а… — протянул он, почесываясь и глядя на улицу.

— Дождик? — спросил Леха.

— Да не-ет…

Он присел на порог и стал курить.

Леха спустился вниз тоже, прихватив дядькину кожанку, остановился около того и стал вытряхивать сенную труху из-под рубашки и штанов.

Утро было свежим и седым от тумана.

— А чего это капает? — спросил он, прислушавшись к гулким ударам снаружи под стеной.

— Это роса с крыши. Роса-а… Вишь, как лупит по лопухам! А ты чего встал? Спал бы себе! — прохрипел дядька спросонок и закашлялся, горбатясь, как старик. — Спал бы, говорю…

— Не… Я с тобой.

Плотники собрались раньше, чем остальные рабочие совхоза выходят на наряд — не к восьми, а к половине седьмого. Работа у них была отдельная и необыкновенно спешная: надо было срочно к первому сентября закончить переборку полов в школе да еще подрядились срубить учительнице сарай. Плата за полы была установлена сельсоветом, а за сарай договаривались отдельно уже с самой учительницей. Взяли с нее немного, да и как брать с пенсионерки? Плотники спешили. После первого им надо было приступать к подготовке скотного двора к зиме, а это работа и большая, и серьезная, и спросят за нее строго.

Дядька хоть и встал в то утро рано, но за завтраком все посматривал в окошко — не идут ли его артельные, не опоздать бы…

— Ты поторапливайся! — сказал он Лехе. — Хоть ты у нас и не в пае, а раз идешь, так вовремя надо. Мне же тем более нельзя: дядька Егор целый день коситься будет.

— А он за старшего, что ли? — спросил Леха, которому понравилось строгое и деловое отношение дядьки.

— Как всегда… Да вон уж пошли Колюха с рыжим! Айда!

Он торопливо допил кружку молока, махнул рукавом по губам и пошел. На ходу снял с гвоздя кепку, в коридоре поднял отточенный с вечера топор и уже на улице пощупал в кармане брусок: здесь.

Но как ни старался дядька, как ни спешил, а Егор все же пришел на стройку раньше всех. Он сидел на бревне и курил. Топор, воткнутый в желтое тело окоренного дерева, торчал позади него. Лицо у Егора было красновато-сизое, удлиненное; складки падали по его щекам сверху вниз — от глаз до подбородка — и делали его еще длинней, лошадинней. Глаза смотрели внимательно, но недобро.

— Все спишь, Аркашка? — недовольно спросил он дядьку, глядя поверх согнутой кисти руки.

— А ты и глаз не сомкнул? — ухмыльнулся дядька, недовольный собой за такое пустяковое опозданье. Он покосился на двоих плотников, что подошли минутой раньше.

— Я уж час тут!

— Ну, чего сегодня будем? — перебил их маленький мужичок, по-мальчишески поигрывая топором.

Егор не ответил. Он пристально посмотрел на Леху, спросил:

— А этот зачем, с топором-то?

— Да он так… Посмотреть… — ответил дядька.

— Кино какое нашел!

— Ну, поучиться.

На это Егор ничего не ответил. Он поднялся с бревна, высокий, по-плотницки сутулый, отвернулся от всех и молчал. Он, должно быть, наслаждался этой минутой торжественного ожидания работы, которую он — и только он — назначит сейчас бригаде.

Леха стоял поодаль, испытывая неловкость, которая всегда приходила к нему, если о нем говорили в его присутствии. «Как про лошадь», — сравнивал он и был недоволен Егором, который показался после своих вопросов еще неприятнее.

— Полы сегодня перебирать не будем. Ясно? — спросил Егор, строго глянув на плотников через плечо.

Бригада молчала. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь возразил или спросил, почему не перебрать полы, но мужики только курили.

— Пока ведро — на улице будем работать! — вдруг рявкнул Егор так, как если бы ему кто возразил. — Вот сложим поскорей сруб, поставим стропила, прикроем сарай, а там пусть дождь льет! Внутри-то мы всегда доделаем. Полы тоже под крышей. Значит, можно денька два-три поработать на улице.

— А полы-то успеем к учебному году?.. — спросил дядька.

— Обязаны успеть! Так все ясно?

— Ясно.

— А коль ясно — нечего раскуривать! Давайте так: ты, Колюха, — ткнул он в сторону маленького мужичка, — иди к учительнице, бери лопату и врой вон те четыре камня под углы. Сруб — четыре метра на пять с половиной. Не ошибись, а то сам ляжешь под угол вместо камня! Ясно? Так. А ты и ты, — ткнул он пальцем в дядьку и третьего плотника, — давайте бревна готовить!

Леха стоял и думал, что ему тоже даст Егор какое-нибудь дело, но тот даже не посмотрел на него.

Работа закипела.

Пока маленький мужичок, Колюха, врывал четыре больших синих камня под углы будущего сарая, Егор с дядькой и третьим плотником — задумчивым рыжим парнем лет двадцати пяти — выложили в сторонке основу сруба, первый венец. Они зарубили все четыре угла, еще раз промеряли длину и ширину. После этого Егор разрешил покурить, а сам прошел к врытым камням и набросился на Колюху за то, что тот один из камней не тем боком выставил наружу.

— А ты откуда видишь, что тот бок шире? — не выдержал плотник.

— Я приметил, как пришел! — сразил его Егор.

Наругавшись вволю, он немного успокоился, и наконец вся бригада приступила к главному — к подгонке последующих венцов. Егор сам зарубал углы «в лапу», сам отчерчивал паз и лишь потом разрешал плотникам выбирать его, но и после он придирчиво осматривал работу, все время поучая:

— Чище выбирайте пазы-то! Я говорю — чище!

Леха сидел в стороне, не смея подойти и посмотреть на их работу вблизи. Ему казалось, что и он смог бы выбрать паз по отмеченной черте, он уже хотел попросить Егора, но никак не хватало смелости подойти. А Егор ходил от бревна к бревну, успевая сделать свое быстрее всех, и проверял работу бригады. Чтобы унять нетерпенье, Леха уже в десятый раз принимался точить свой топор дядькиным бруском, но дела так и не находилось. От скуки пришли невеселые мысли о доме, о матери, о своей деревне.

— Иди-ко сюда!

«Кого это?», — подумал Леха.

Голос был Егора, но старик продолжал споро стучать своим топором, отвернувшись от Лехи.