Иван Уксусов - Голодная степь

От английских шпионов не отставали турецкие, стремившиеся бурные события в Туркестане повернуть на пользу Турции. Басмачи охотнее верили агентам младотурков, а не англичан, эти их симпатии объяснялись единой у тех и других мусульманской религией; турки так же считали: нет бога, кроме аллаха, и Магомет пророк его. И точно так же, как народы Туркестана до революции, свершали пять намазов в день. Бамдад намаз — перед рассветом, аср намаз — перед закатом солнца, а днем еще три намаза…

— Вот почему баи и священнослужители, командовавшие басмачами, — медленно, глуховатым голосом говорил Нариман Абдулахатович, — готовы были продать свои народы Турции, а не Англии, не отказываясь, однако, от ее щедрой помощи. Сплавив воедино религиозное и национальное изуверство с классовой ненавистью, басмачи с неслыханной жестокостью расправлялись с нами, своими соотечественниками, первыми защитниками Советской власти, да и первыми пропагандистами ее в нашем народе, и яростно кидались на части Красной Армии. Много погибло и русских крестьян, поселившихся в Туркестане еще за десятилетия до Октябрьской революции. Население большой русской деревни Спасское басмачи вырезали все, от стариков до младенцев, дома сожгли… Страшно было смотреть…

Шакир присмирел, слушая старика.

Мурат включил проигрыватель, начались танцы. Он первым вышел на круг с Муасам, и не один из гостей, видя их улыбки, подумал, что свадьбы не миновать (действительно, перед Новым годом у молодых людей была свадьба). Горбушин пригласил Ольгу Матвеевну Ким, Шакир — Рипсиме, Дженбек — Марью Илларионовну, а Григорий Иванович подхватил всегда смущающуюся Жилар. Танцевали кое-как, но топали что надо. Мурат едва успевал менять пластинки.

Партнерша Горбушина танцевала легко и все время немного кокетничала с ним. Они довольно долго танцевали только друг с другом.

Возвращаясь к столу, Горбушин услышал слова Рип, сказанные с явным раздражением:

— Пригласите меня, бригадир!

— С удовольствием, Рип… — остановился он и сел на диван рядом с девушкой.

— Даже с удовольствием? А я было подумала, что сегодня для вас не существую.

— В таком случае вы сегодня непохожи на себя.

— Ну, вы говорите неправду, и, очевидно, уже по привычке.

— Конечно, неправду! Специалистка по этому сложному вопросу ваша ташкентская подрана, с которой вы упорно отказываетесь меня познакомить. Сейчас она наверняка согласилась бы со мной, что правду говорю я, а вы даже не краснеете.

— Серьезно?.. — ярко улыбнулась Рип.

— Судите сами, похожи ли вы сегодня на себя. Ваше главное качество — агрессивность… Вы непобедимы, потому что всегда агрессивны.

— Прекрасный комплимент для девушки…

— Комплимент я еще только собираюсь вам сделать. Несколько ночей назад я увидел вас во сне вот в этом платье. Знаете, как оно сверкало? Я даже смутно различал ваше лицо.

— Но это комплимент моему платью, а не мне!

— А кто был в платье?

— Ужасно какое серьезное открытие…

— Пользуясь вашим хорошим настроением, Рип, хочу спросить… Когда вы перестанете сердиться на Горбушина?

— Меня в агрессивности обвиняете, а сами? Успокойтесь, нисколько я на вас не сержусь, да вы и не стоите того, чтобы на вас долго сердиться. Скажите мне лучше вот что… Я слышала, вы собираетесь в Пскент. Вы поедете туда первого декабря?

— Да, по окончании здешнего монтажа. В Пскенте тоже строится хлопкозавод, установим там одну машину.

— И сколько времени вы будете там работать?

— Один месяц. Второго января — алейкум ассалам, Средняя Азия…

— В Ленинград?

— Предполагается, в Баку. За нас думает наше начальство. А мы с Шакиром — вечные странники.

— Скажите, пожалуйста, вот что… Вы хорошо знаете Ленинград?

— Там я родился и вырос.

— Улицу Белинского знаете?

— Да, конечно…

— Где она расположена? И вообще… Хорошая улица, большая?

Горбушину показалось, что Рип утратила уверенность, заговорив о Ленинграде, и он внимательно посмотрел ей в лицо.

— Во-первых, она расположена в самом центре города. Во-вторых, улица небольшая.

— Красивая, нет?

— У нас все улицы красивые. У вас там знакомые?

— Есть… — Рип явно смутилась. Горбушин помолчал, ожидая дальнейшего, и девушка продолжала уже иным тоном: — Я родилась в Пскенте, и завод, о котором вы говорите, находится вблизи нашего дома. Отец все ждет, скоро ли его построят, и часто ходит его смотреть. Впрочем, теперь уже не ходит. Две недели назад он перевелся туда работать. Он джинщик.

— А что это такое? Какая у него работа?

— На станке «джин». Станок многочисленными иглами расчесывает хлопок, превращая его в волокно.

Горбушин задумался. Его заинтересовали слова Рип о Ленинграде и то, что она смутилась, а затем поспешно перевела разговор на прежнюю тему. Не означает ли это, что ему не следует расспрашивать ее о Ленинграде? Да, он не хотел ошибиться, зная, что никакой ошибки Рип ему не простит. Да, ему приятно было услышать, что она из Пскента. Но обещает ли ему это совпадение встречу с девушкой и там, в ее городишке? Сейчас он выяснит, как туда проехать. Ведь ноябрьские праздники не за горами.

— Рип, мне очень важно знать, построен завод в Пскенте или только еще строится.

— Два месяца назад он строился, а что там теперь, я не знаю. Во всяком случае, — она улыбнулась, — мне кажется, там девушка не расплачется и вам не придется показать себя в роли ее спасителя.

— О чем нельзя не пожалеть… Я люблю спасать девушек, особенно таких большеглазых, как вы.

Рип встревоженно посмотрела на сидящего рядом Гаяса, но в эту минуту завертелась новая пластинка. Рип и Горбушин поднялись, вышли на круг. Они кружились, его ладонь лежала у нее на талии, а глаза были близко от ее лица.

— Сегодня у вас такое же хорошее настроение, Рип, как тогда, когда мы шли со станции, и я с удовольствием вспоминаю об этом.

— Завтра оно будет другим.

— Это предупреждение? — засмеялся он.

— И очень хорошо, что вы меня правильно понимаете, — как будто нехотя прибавила она.

Лишь музыка умолкла, они вернулись к дивану, сель и Горбушин с веселой улыбкой признался: всякий разговор с ней ему представляется таким образом, будто они ловят друг друга, а поймав, стараются получше отхлестать. Так что же это, если не желание понравиться друг другу?

— Я такого желания не испытываю! — поспешила возразить Рип.

— Ну и ладно… Меня очень интересует Пскент. Скажите, пожалуйста, это кишлак, поселок или город?

— Городом называют из уважения к его сединам. Это кишлак, возникший за триста лет до появления в этих краях Александра Македонского. Пскенту две с половиной тысячи лет. Он такой же вечный, как Рим.