Иван Уксусов - Голодная степь

— Какие документы?

— Что хлопок у нас родится прекрасный, сдавался всегда в основном первым сортом!

— Ну кто же против этого возражает, Дилдабай Орунбаевич! И правильно сдавался первым сортом. Советский тонковолокнистый — гордость отечественного хлопкосеяния. И республики правильно рапортуют Москве: урожай собран и сдан на хлопкозаводы в основном первым сортом… На что сегодня секретарь обкома обращал наше внимание? Мы еще не научились весь первый сорт до конца сохранять первым сортом, весь второй — вторым… Это наносит народному хозяйству громадный ущерб. Природа даром ничего не дает. Чтобы получить хороший урожай, сколько наши люди прольют пота под знойным солнцем? А убрав урожай, мы не всегда относимся к нему бережно, да еще раздражаемся, когда нам говорят, какие убытки мы терпим от переводов хлопка из одного качественного состояния в другое. Говорите, наше дело вырастить, убрать, а там пусть головы болят у ученых и куда более крупных руководителей, чем мы. Нет, мне трудно с вами согласиться, Дилдабай Орунбаевич… Если принять вашу точку зрения, мы будем в лучшем случае добросовестными исполнителями, а не хозяевами.

— Я понимаю…

— Может быть, мало — понимать?.. Когда сегодня говорили на совещании о большой засоренности хлопка при машинной уборке, о его влажности как основной беде, о хлопке, поврежденном совкой, паутинным клещиком и другими вредителями, я с чувством удовлетворения подумал: вы, товарищи, только еще заостряете вопросы борьбы за качество, а у нас в Голодной степи уже сколотилась группа передовиков… Вы же, Дилдабай Орунбаевич, вместо того чтобы поддержать эту инициативную группу, помочь ей, предлагаете ее разогнать…

Айтматов от неожиданности даже поднялся. У него сделалось такое выражение лица, словно его оскорбили, но он еще не вполне этому верит. Сделав несколько шагов по кабинету, он остановился, и голос его прозвучал резко:

— Тогда, Джура Каюмович, если ты Джабарова и Гулян считаешь передовыми работниками, а меня отсталым, я, с твоего согласия, завтра отправляюсь в обком партии просить себе перевода в другой район.

— Ну зачем же так, Дилдабай Орунбаевич… — Бекбулатов выпрямился. — И потом… Я все жду, когда вы сами скажете, за что хотели выгнать Гулян и с завода и вообще из Голодной степи.

Айтматов коротко и вроде бы удовлетворенно хохотнул… Затем с живостью, не наблюдавшейся в нем минуту назад, вернулся к столу, решительно сел в кресло и посмотрел Бекбулатову в глаза:

— Джабаров слетал к тебе в обком?

— Нет… Шестеро коммунистов встретили меня сейчас на вокзале. Кстати, их я и считаю инициативной группой. Гуляй же только ученица Джабарова, Кима и Рахимбаева. Вопрос о вашем отношении к начальнице ОТК Нариман-ака собирается поставить на бюро райкома.

— Я попугал ее немного. Ну, сорвалось с языка, так что?!

— За что попугали таким странным образом? — почти спокойно продолжал Бекбулатов.

— Чтобы не восстанавливала колхозников против государственного завода. Чтобы больше хлопка принимала первым сортом. Чтобы научилась уважать райком партии, если хочешь…

— Я получил другую информацию. Вы предлагали ей принять намоченный дождем хлопок, а она отказалась это сделать.

Желание спорить, защищаться и наступать прямо-таки обуревало Айтматова, он с трудом дослушал Бекбулатова, не отводя от него острого взгляда:

— Это последний пример ее безобразий! Вот это они тебе не сказали?.. Хлопок, о котором шла речь, на полевом стане осмотрели бригадир, раис и Брыкса, признали его годным к отправке и отправили. Трое! Я требовал от этой девчонки, чтобы она свалила его где-нибудь в отдельном месте, а рабочие завода высушили бы его. Так как она мне ответила? Что приказывать ей может директор, а не райком партии!

— Она же права, Дилдабай Орунбаевич, — удивился Бекбулатов. — Почему вы Джабарова об этом не попросили?

— Я вижу, с тобой сегодня трудно разговаривать…

Ты придираешься к слову, вместо того чтобы во всем поддержать меня, свою правую руку. Райкомовский воз ведь тянем вместе… Два часа назад трактористы поволокли тележки назад в колхоз вот здесь, перед окнами райкома партии. Это что, не игнорирование моих указаний? Какая-то девчонка… Осмелился бы на такое кто-нибудь три года назад…

— Дилдабай Орунбаевич, я снова не понимаю вас… Ну почему же она — девчонка? Она инженер хлопкопроизводства, закончившая институт с отличием… Наконец, у нее штат сотрудников и лаборатория, авторитетно сказать о качестве хлопка может только она, а не вы, не я, не Джабаров…

— А я тебя, Бекбулатов, не понимаю… Почему первый секретарь райкома кланяется ее образованности, вместо того чтобы отдать указание? Кроме умения обращаться с приборами нужен еще опыт, которого у нее нет. Она вчера из института, много ли понимает, скажи?

— Скажу, Дилдабай Орунбаевич… Скорее можно предположить, что это Карпо Брыкса, хороший директор школы, в хлопке ни черта не понимает, потому что только раз в году покатается по полям, поторапливая раисов и бригадиров убирать пахту, быстрее сдавать ее. А у Гулян серьезные знания, — куда от этого уйдешь?.. Диплом с отличием не выдают зря. За такого специалиста при нашем голодностепском безлюдье схватиться бы обеими руками, крепко держать, а мы гоним… Помочь бы ей устроиться с бытом, а что мы видим? Она живет в доме директора, в одной комнате с его племянницей, в сущности в общежитии, но ни с какими претензиями к нам не обращается. — Айтматов хотел что-то возразить, Бекбулатов жестом остановил его. — Дальше… Что за люди, в своем большинстве, возглавляют ОТК на наших хлопкозаводах? Практики. И отчасти поэтому они стараются не очень-то показывать свой характер. Дорожат хорошим местом, не переходят дорогу ни колхозам, ни совхозам, ни райкомам и райисполкомам — пожалуйста, малейшее желание руководителя выполняется… И всем хорошо от такого упоительного единодушия, страдает только народный карман да покупатель мануфактуры… И всего этого, представьте себе, вполне может не допустить один человек — начальник отдела технического контроля на хлопкозаводе!

Айтматов почувствовал: поединок проигран… И сразу уверенность исчезла, сменилась чувством усталости и безразличия. Бекбулатов это понял…

Он достал из кармана горсть хлопка, из другого — мелко исписанную справку. Помолчав, продолжал заметно мягче:

— Ну посмотрите же, он совсем не дышит… Это та самая горсть, которая была в ваших руках… А это справка из лаборатории, подписанная двумя сотрудницами, с резолюцией Гулян возвратить тележки на досушку в колхоз… В ней сказано, что хлопок проверен влагомером и под микроскопом, влажность его неслыханно высокая. Если бы эти тележки свалить в бунт или в амбар, через месяц согрелась бы вся масса, находящаяся там. И это было бы уголовным преступлением.