Михаил Лев - Если бы не друзья мои...

Володя к партизанам не бежал.

В конце апреля он вместе с другими завербованными был отправлен в Бобруйск. Каждый получил свой участок и свое задание.

От Харкевича я узнал фамилии большей части этой группы предателей и в какие места они направлены. Кроме него еще четверо находились сейчас в Кировском и Кличевском районах.

— Твое задание?

— Узнать настроение местных жителей и сообщить о тех, кто недоволен немецкой властью.

— Каким образом?

— Связных нам не указали, потому что мы обязаны не позднее двенадцатого мая явиться в Кличев.

— Почему так скоро?

— Я вам не все рассказал. Мы должны были разведать местонахождение ваших лагерей и потом двигаться с немецкими частями в качестве проводников.

— Когда должны прийти немцы?

— Точно не знаю, но думаю, что не позднее, чем через два дня после нашего возвращения. Нам строжайше было приказано не запаздывать.

— Что ты успел сделать?

— Пока я был только в Сергеевичах. Народ, как я заметил, с чужаками не пускается в разговоры. Только две девушки посоветовали не уходить из деревни днем, чтобы не попасть к немцам в руки.

— Ты узнал их фамилии?

— Да.

— И ты бы сообщил о них твоему начальнику? Молчишь?

— Для этого меня послали.

Я посмотрел на него так, что он, испугавшись, решил рассказать еще кое-что.

— Недалеко отсюда находится мой товарищ Костя Цыганок, но он скорее всего в Кличев не вернется…

— Почему?

— Немцы обещали большую награду тем, кому удастся пробраться в партизанский отряд, чтобы оттуда посылать нужные сведения, а еще лучше — убить командира или комиссара. Костя мне сказал, что он, возможно, возьмет на себя эту работу.

— Ты знаешь его участок?

— Бацевичи.

С этого часа я ни себе, ни своим разведчикам не давал ни минуты покоя — необходимо было во что бы то ни стало поймать Костю.

Ночь была необычайно темна, а от Харкевича можно было всего ожидать. Чижик крепко связал его, а конец веревки прикрепил к себе.

— Пташка милая, — проговорил он угрожающе, — если ты вздумаешь выкинуть какой-нибудь фокус, от тебя одни перья останутся.

Недалеко от леса мы встретили группу партизан соседней кличевской бригады.

— Понапрасну спешите, — сказал мне их командир, — ваши ушли из леса, как только стемнело. Положение изменилось.

— Куда ушли?

— Кто об этом станет нам докладывать?

Трудно было сразу решить, какое взять направление. Мы остановились и закурили. Встреченный командир угостил меня самосадом.

— Ну и табачок, хорош! — похвалил я.

— К нам вчера новенький прибыл… Он бежал из эшелона, где-то по дороге раздобыл этот табак.

— Где этот парень вам попался? — встрепенулся я.

— В Червяках, около Бацевич.

— Фамилии его ты не запомнил?

— Нет.

— Каков он из себя?

— Черный, как цыган.

— В чьем он отряде?

— У Талерки. Комиссар там родом из Днепропетровска, а новичок оттуда же, вот комиссар и обрадовался земляку.

— Где теперь находится отряд Талерки?

— Точно пока не известно, завтра к полудню сообщат.

— Хватит отдыхать, Чижик! Вставай быстрее, нам нельзя терять ни минуты!

Меня неотступно преследовала мысль: комбриг кличевцев не особенно остерегался, и Цыганок мог без труда выполнить свой злодейский замысел. Идя пешком, того и гляди опоздаешь. Надо в ближайшем селе взять коней… Но как быть с Харкевичем? Поймаю ли я Цыганка, еще не известно, а этого, чего доброго, где-нибудь упущу. А ведь все, что можно было, я узнал, акт допроса готов, его подписали два свидетеля и сам Харкевич.

Часов в одиннадцать утра мы нагнали кличевцев. У костра расположились командир отряда и комиссар, они завтракали.

— Садитесь с нами, — пригласил меня Талерка.

— Что и говорить, я голоден, но жаль, времени нет. Оставьте для меня, потом поем. Товарищ комиссар, к вам новенький прибыл?

— Да.

— Могу его видеть?

— Вон он сидит. Веселый парень, мы с ним земляки.

— Знаю. Этот веселый парень мог бы вам дорого обойтись. Он пришел к вам со специальным заданием контрразведки.

— Ты шутишь?

— Конечно. Я затем и гнался за вами целую ночь, чтобы к утру пошутить. Пойдемте побеседуем с ним.

Я надел на себя пиджак Харкевича и прихватил с собой прекрасный ножик, подаренный ему Константином Цыганком. Все, что могло быть полезным из допроса Харкевича, я постарался основательно запомнить.

— Не узнаешь?

— Нет.

— Ты Костя Цыганок. Отца твоего звать Данилой, жили вы в таком и в таком-то доме, на такой-то и такой-то улице, а я почти напротив.

— Моя фамилия Цыганков, а не Цыганок, на такой улице я никогда не жил, и отца моего звать не Данилой.

— Допустим, — согласился я, — а пиджак, что на мне, тебе знаком? Нет? А этот ножик, на котором ты сам выгравировал: «В. Х. от К. Ц.», тебе тоже не знаком? Нет? Ну, а Харкевича ты знаешь? Нет?

— Товарищ комиссар, чего он хочет? — спросил Цыганок оскорбленным тоном.

— Пошли к комбригу, — сказал Талерка, — а его, — он указал на новичка, — приведете туда.

Вырвать признание у Цыганка оказалось куда труднее, чем у Харкевича. Никаких немецких документов при нем не было обнаружено. Все он заранее тщательно продумал. Терять ему было нечего, и если мне не удастся доказать, что он немецкий шпион, Цыганок, во всяком случае, сумеет выиграть время.

Комбригу надоел затянувшийся допрос.

— Послушай, ты, — обратился он к Цыганку. — То, что ты предатель, мне ясно, и смерть ты заслужил. Но я сейчас вызову твоего приятеля Харкевича, и если он тебя уличит, если он подтвердит все, что я здесь слышал, не жди пощады. А вы, — обратился он ко мне, — немедленно пошлите за Харкевичем.

Комбриг сгоряча забыл, видимо, о судьбе Харкевича, а может быть, он сказал это нарочно, чтобы напугать Цыганка.

В продолжение всего допроса Чижик лежал под деревом недалеко от нас.

— Беги в деревню, — крикнул я ему, — и приведи немедленно сюда шпиона! На дорогу туда и обратно даю час. Что ты пялишь на меня глаза? Получил приказ — и шагом марш!

Минут через пятнадцать я пошел искать Чижика. Он сидел возле кухни у костра и с невозмутимым видом уплетал картошку с мясом.

— Командир, — вскочил он, увидев меня, — что это сегодня с вами? Или, может быть, это я спятил? Куда вы меня послали? Заниматься воскрешением мертвых, что ли?

— Погоди, Ванюша, ты, я вижу, очень увлекся едой и забыл, что не один ты голоден. Слышал приказ комбрига? Что мне оставалось делать? Заявить, что очная ставка не может состояться?

— Как же теперь быть?

— Первым делом перекусим. Потом я вернусь туда, а еще через десять минут ты явишься и отрапортуешь, что Харкевич тут, но постовые его не пропускают в лагерь. Возможно, этого одного будет достаточно, понял?

— Ясно… Присаживайтесь. У меня завелись сухари, возьмите…