Михаил Лев - Если бы не друзья мои...

— Вон! Я тут комендант!

Макаревич выпустил по гитлеровцам несколько очередей из автомата. Комендант схватился за пистолет. В эту минуту Савицкий прикладом автомата нанес ему удар по голове. Падая, комендант потащил за собой скатерть и лампу. Стало темно. Партизаны выволокли коменданта из хаты.

Многое мог бы рассказать такой «язык». Но он уж очень толст, тяжел, а кони далеко, к тому же, кажется, он никогда не придет в себя, завязнешь тут с ним…

— Чтоб его разорвало, — ругается Савицкий, — придется оставить его… Что ты будешь делать, не везет мне на комендантов…

Наши партизаны были уже далеко от деревни, когда в гарнизоне поднялась пальба. В лесу они отдышались, сели на коней — и назад в лагерь.

Позднее стало известно — первым шум поднял староста. И все-таки немцы его повесили.

С Большой земли требуют все более разнообразную, все более точную информацию. Уже не удовлетворяют сведения, что в таком-то пункте столько-то вражеских солдат. Необходимо узнать, откуда они сюда прибыли, куда направляются, номера частей, армий. Нам подсказывают, как узнавать все это. Каждая немецкая воинская часть имеет эмблему — изображение какого-либо зверя. На немецких автомашинах, танках, даже на повозках нарисованы эти эмблемы — кошка, лев, собака, обезьяна. Достаточно раздобыть офицерскую записную книжку с указателем частей и их эмблем, и можно почти безошибочно установить, какое подразделение куда проследовало. Но нет уже у оккупантов прежней пунктуальности, той дотошной аккуратности, что была. Они сейчас часто забывают нарисовать на новой машине обезьяну, не меняют рисунков, когда машины попадают из одной части в другую.

Что в таких случаях делать? Мы и тут нашли ключ к военным тайнам врага. Есть два учреждения, без которых немцы не могут обойтись. В хлебе нуждаются не только местные части, но и проходящие и проезжающие. На железнодорожном узле они получают продукты — командиры частей заранее высылают заявку на необходимое количество хлеба. При этом они указывают номер своей части и подписываются. Хлебная норма для солдата и офицера нам известна, а надежный человек ежедневно присылает сведения из пекарни. На бойне тоже работает наш человек. Один из них не знает о другом, но их сведения почти всегда совпадают. Проверяем, уточняем и сравниваем со сведениями из других источников и, если каких-либо особых расхождений нет, отсылаем информацию в штаб.

Эта работа часто доставляет нам большое удовлетворение. Однажды, рискуя жизнью, наш товарищ добыл строго секретный циркуляр, подписанный комендантом города, в котором указывалось, что в определенный день и час будет объявлена воздушная тревога. Зенитной артиллерии не следует открывать огонь, говорилось в циркуляре, самолетам, охраняющим город, в воздух не подниматься, так как тревога эта — ложная.

Я немедленно послал донесение в штаб.

— Пять раз можешь менять коней в деревнях, — разрешил я связному, — но прибыть на место ты обязан вовремя!

Наступил наконец намеченный немецким генералом день. Остаются считанные минуты. Лежим в лесу километрах в пяти-шести от города. Что же это? Неужто наши не успели сообщить куда следует или это не такое уж важное дело, как нам кажется?..

Но вот приближается и нарастает грозный гул. Мы застываем в нетерпеливом ожидании. Самолеты делают над городом круг за кругом, не иначе, фотографируют военные объекты. А потом — бум-бум-бум!.. Земля дрожит. А когда зенитки открывают огонь, наших самолетов уже нет и в помине.

Мы радуемся, как дети, кувыркаемся в траве. Ай да здорово! Красота!

Красная Армия неуклонно движется на запад, линия фронта все ближе, ближе.

Немцы строят одну линию обороны за другой — в поле, в лесу, у реки и даже на центральных улицах города. Не хватает камней, железа, цемента — закапывают разбитые танки, недостаточно двенадцати часов — заставляют женщин и детей работать по четырнадцать, по шестнадцать часов в сутки.

Гитлеровцы обеспокоены еще одним: в ямах, в массовых могилах будут обнаружены скелеты, тела расстрелянных, повешенных, замученных советских людей. Фашистское правительство Германии уже в ту пору понимало, что близится, что неизбежен грозный суд над убийцами миллионов мирных людей, и встревожилось: трупы не менее опасные свидетели, чем живые… И вот фашистские «ученые», большие мастера по части истребления людей, изобретают способы уничтожения следов уничтожения. Прибывает эшелон с бочками горючей жидкости без запаха и цвета, трупы складывают в штабеля, как дрова, и обливают ею, происходит одно из фашистских «чудес» — от трупов не остается и следа.

Но есть для оккупантов и здесь неудобство — вся работа проделана людьми, а они опять-таки свидетели… Гитлеровцы находят простой выход — не оставлять в живых свидетелей, и целый день одни люди сжигают других, вечером их самих сожгут, а на следующее утро сожгут тех, кто сжигал вчера вечером.

Все это правда, но материалы для официального сообщения необходимо подкрепить показаниями человека, который все видел собственными глазами и может назвать даты, места, людей.

Вот тогда мы и решили попробовать получить эти сведения от предателя, который жил в городе и занимал у немцев довольно высокий пост. Продав шкуру врагу, он сейчас пытался спасти ее, снова выгодно продав. Он нам однажды уже помог.

К штабу бригады подъехал на повозке Филипп Русак. Его сопровождала невысокая, худенькая женщина, с большим портфелем под мышкой. Она соскочила с повозки, но не отошла от нее ни на шаг до тех пор, пока не выгрузили целую груду зашитых белых мешочков, лежавших под сеном.

Русак был одним из немногих партизан, которые не числились ни в каком подразделении. Он выполнял специальные задания штаба. Филипп местный житель, и не было в округе деревни, где бы у него не водились друзья, товарищи или просто знакомые. В лагере он бывал редко, но уж если появлялся, то неизменно с ценным грузом — то с оружием, то с медикаментами, то со шрифтом для нашей типографии. И в самые отдаленные деревушки и в город, кишевший немцами, он доставлял наши газеты и листовки.

Первое время у нас было мало врачей, и вместе с целой аптекой Филипп Русак доставил нам врача.

Тяжело раненный советский летчик, майор, скрывался в селе, где стоял вражеский гарнизон. Спасти его послали Русака. Не прошло и недели, как оба, он и майор, прибыли в лагерь.

На этот раз он отсутствовал целых две недели. Нелегкое провернул дело: вместе со старшей кассиршей городского банка Мариной Торба они вывезли всю наличность банка и доставили в лагерь. Сама Марина спаслась, но родителей и брата гестапо арестовало. Изо дня в день фашистская газета печатала объявление: «М. Т. Если вы не вернете своей задолженности, мы умертвим ваших родителей и брата, а вас все равно поймаем и повесим». Последняя угроза мало тревожила Марину, в ее руках партизанская винтовка, но что будет с семьей?