Яков Липкович - И нет этому конца

Неторопливо, как на прогулке, шагал и сосед Донцова — неправдоподобно длинный и тощий караульный солдат Файнштейн, или фон Штейн, как его в шутку называл Крашенков. Автомат у него был перекинут через плечо стволом вниз и болтался при каждом шаге. Сквозь деревья мелькали и другие участники облавы. Цепь почти распалась. Кто-то задержался у куста малины, кто-то наклонился за белым грибом, кто-то оставил свое место и шел рядом с приятелем. Все это напомнило Крашенкову шахматные фигурки, разбросанные по всей доске. Короче говоря, был полный беспорядок. Крашенков даже забеспокоился: трудно найти более удобный момент для нападения на отряд.

Он подошел к Донцову, высказал свое опасение.

— Ни хрена не будет! — ответил тот. — Вон уже лес кончается!

И впрямь, здорово посветлело.

Вскоре цепь бойцов или, вернее, то, во что она превратилась, вывалилась на просторную — всю в красных и белых цветах — поляну.

Появилось и начальство: богатырь Пономарев и коротышка Тереб. Сейчас они, кажется, больше всего озабочены тем, чтобы никто не отстал, не заблудился. Главное для них — избежать нового ЧП.

— После такого блистательного похода не мешает устроить парад, — шепнул Крашенков Донцову.

— Внеси предложение, — не преминул кольнуть тот.

— Как-нибудь в другой раз, — усмехнулся Крашенков.

Капитан Тереб подозрительно покосился в их сторону. Но его внимание отвлекло восклицание замполита Шишова:

— А где эти двое?

И в самом деле, где председатель сельсовета и его секретарь?

Крашенков видел их в лесу всего раз, когда цепь уже распалась. Они промелькнули впереди и исчезли.

— Покричите их! — приказал капитан Тереб технику-лейтенанту Пайко, обладателю громового голоса.

Тот прошел на опушку, сложил ладони рупором и рявкнул:

— Па-ла-дий-чук!.. Гна-тенко!..

Все замерли, прислушиваясь.

Ответило только эхо:

— …дийчук!.. тен-ко!..

— Товарищи начальники! — обратился капитан Шишов к Теребу и Пономареву. — Давайте прочешем этот сучий закуток еще раз!

— Можно, — ответил за двоих Пономарев.

Капитан Тереб поднялся на бугорок и, став после этого на голову выше всех, кроме «фон Штейна», скомандовал:

— Старшие групп! Построить людей!

— Офицеры в цепь!

— Пошли на свое место! — сказал Крашенков Донцову.

— Вперед!..

С автоматами наперевес солдаты двинулись в обратном направлении. Но едва они вступили в лес, как по цепи прокатилось:

— Стой!.. Стой!..

Между деревьями бежал Гнатенко.

Оказалось, что они нашли бункер, в котором прятались бандиты.

— Тилькы зараз там никого нэмае… Якыйсь ворог попэрэдив их… Мабуть, воны в иншим мисци сховалысь! — с трудом переводя дыхание от быстрого бега, говорил он.

— Далеко бункер? — спросил капитан Тереб.

— Ось тут… блызько…

И все-таки это было не так близко, как обещал молоденький секретарь сельсовета… Они пробирались сквозь густые кусты боярышника и дикой малины, усыпанной недозрелыми ягодами. Перешли ручеек, глубоко и причудливо прорезавший землю. Обошли стороной высокий и длинный завал из сухостойных деревьев.

У разлапистой пихты их встретил Паладийчук с карабином в руках. Он показал на большую яму с разбросанным по краям дерном и валежником. Сбоку, в полуметре от поверхности, чернел лаз, закрепленный брусьями.

Отдав команду осмотреть лес вокруг, капитан Тереб обвел взглядом стоявших рядом офицеров и солдат.

— Ну, кто полезет?

Изъявило желание несколько человек. Среди них — незнакомый Крашенкову лейтенант.

Добровольцы спустились в яму и один за другим исчезли в лазе.

Ждать пришлось недолго. Уже через минуту оттуда выглянул один из солдат — бывший сапер — и радостно оповестил:

— Мин нет, а сало есть!

Капитан Тереб спрыгнул в яму.

— Передайте, слышите, чтобы никто ничего не трогал! Может быть, отравлено!

— Да лейтенант все одно уже опечатал!

Но вот из бункера вылез сам лейтенант.

— Товарищ капитан! — обратился он к Теребу. — Прикажите поставить часовых.

— Ладно, поставим.

— Ну, что там еще нашли? — спросил Пономарев, заметив в руке у особиста тоненькую пачку каких-то бумаг.

— Вот! — тот передал ее майору. — Не то забыли впопыхах, не то выронили.

Пономарев бегло осмотрел документы и передал их капитану Теребу. Тот молча взял и развернул первый листок. Крашенков стоял позади и все видел. Это была справка немецкой комендатуры о том, что некоему Дыру разрешается появляться на улицах Тернополя после восьми часов. Брезгливо оттопырив нижнюю губу, капитан просмотрел и другие бумаги. Среди них оказалось и удостоверение личности советского офицера. Первая мысль была: Гриши Мхитарьяна! Но когда капитан Тереб раскрыл корочки, Крашенков увидел фотокарточку другого офицера… капитана, летчика, кавалера трех орденов. Кто он? Одна из жертв хозяев бункера? Или ротозей, потерявший свои документы? Или переодетый бандит, вклеивший в чужое удостоверение свою фотокарточку? И вдруг Крашенкову показалось, что он уже где-то видел это фатоватое лицо. И к тому же совсем недавно. Не больше двух-трех дней. Но где? Где?..

С чувством смутного беспокойства, вызванного всей неопределенностью и незавершенностью этого страшного дня, Крашенков вместе с другими возвращался из леса.

Похороны Мхитарьяна состоялись на следующий день, в маленьком, очень зеленом городке, находившемся от артсклада в пятнадцати километрах. На центральной площади, где у двух пирамидальных тополей была вырыта могила, собралось почти все взрослое население городка. После председателя горсовета, который призвал всех помочь властям быстрее покончить с фашистскими недобитками, выступили замполит капитан Шишов, сказавший добрые слова о погибшем, и учительница местной школы.

Обратно в часть вернулись только под вечер.

Крашенков спрыгнул с машины у санчасти и, отряхивая с одежды пыль, пошел в хату. Сейчас он мечтал об одном — помыться с дороги и завалиться в постель. Никаких проб, никаких больных! Пусть этим занимается Рябов!

Но старшины в хате не было. На столе лежала записка. Корявыми буквами, разбегающимися в разные стороны, было написано:

«Ушол минять перевязку старшому сержанту Бураку Идуарду а так же снять пробу гвардии старшина сан инструктор Рябов».

Ошибок, конечно, многовато для человека, окончившего шесть классов и курсы санинструкторов, но зато коротко и ясно.

Крашенков скинул гимнастерку, направился к умывальнику.

Вошла старуха. По ее лицу Крашенков увидел, что она хочет что-то сказать. И точно, помедлив, она спросила:

— Поховалы хлопчика?

Крашенков удивленно взглянул на нее — до того неожиданным было все это: и жалость, и сострадание, и больше всего — осуждение убийц, которое таило в себе слово «хлопчик». Вот тебе и неприязнь! Вот тебе и прислужница дьявола!