Яков Липкович - И нет этому конца

— А ее тут до конца службы хватит!

— Что, подсчитал уже? — но в этот момент Морев увидел старшего лейтенанта и передвинулся на свое место.

— А ты лучше гляди, чтобы у тебя колеса не отвалились! — крикнул шоферу Синицын.

Старший лейтенант втиснулся в кабину, и «уазик», ловко развернувшись у самого шлагбаума, запрыгал на неровной снежной колее…

— В госпиталь или на второй? — спросил Морев.

— На второй!

Оба КПП — и первый, и второй — в сущности, находились по пути в госпиталь. Каких-нибудь несколько километров в сторону для быстроходного «уазика» почти ничего не значат. К тому же задерживаться они там не собираются. Старшему лейтенанту достаточно одного взгляда, чтобы понять, как наряд несет службу.

— Ну что, Морев, как жить дальше будем? — неожиданно спросил Ревякин.

— Это в каком смысле, товарищ старший лейтенант? — Морев был явно озадачен.

— В самом прямом. После увольнения из рядов.

— Куда-нибудь определюсь, — облегченно вздохнув, ответил Морев.

— В шофера, что ли?

— Не знаю. Раньше в таксисты хотел податься, а теперь чего-то не тянет.

— Но все равно шоферить пойдешь?

— Не знаю. Все думаю, думаю…

— Значит, учиться?

— Навряд, — смутился Морев.

— Ты что, и учиться не хочешь?

— С памятью у меня, товарищ старший лейтенант, что-то делается. Прочту книгу, а через месяц уже не помню, что читал. А учиться, сами знаете, память нужна. В детстве я все время головой падал. Может быть, от этого?

— Так это не от головы, от книги зависит! — весело сказал старший лейтенант. — От книги!

А сам подумал: с парнем что-то неладное творится. Неужели растерялся перед будущим? Сомнительно. Обычно все ждут не дождутся демобилизации и не задумываются о трудностях. Радуются предстоящей встрече с родными, друзьями, любимыми. Здесь же явно что-то не то…

— А насчет книги, — продолжал старший лейтенант, — мы с Ларисой Емельяновной подберем тебе такую, что раз прочтешь — и никогда не забудешь.

— Какую? — оживился Морев.

— Хотя бы «Пряслины» Федора Абрамова.

— Я быстро прочитаю.

— Ну-ну…

За разговорами не заметили, как доехали до второго КПП. Здешний наряд, в отличие от игнатовского, не прохаживался взад-вперед вдоль шлагбаума. Ребята лихо орудовали лопатами, счищая снег с дорожек и подъездных путей. Но старший лейтенант Ревякин, вместо того чтобы порадоваться такому рвению, лишь рассердился. Он все понял. Впрочем, в подобной взаимовыручке ничего не было предосудительного. Только не очень приятно, когда тебя пусть даже в каких-то мелочах пытаются обвести вокруг пальца.

— Раньше надо было, умники! — сразу огорошил солдат Ревякин. — До звонка Игнатова.

Те смущенно переглянулись: что на это ответишь? Именно все так и было.

Старший наряда сержант Сухов, передав свою лопату товарищу, доложил начальнику заставы, что на участке происшествий не было.

— Если не считать… — неожиданно добавил он.

Старший лейтенант вздернул подбородок.

— …маленького инцидента…

Ох уж этот Сухов, или, как его называли солдаты, Незаконченное Высшее! Не может без эффектных концовок! Не от них ли все его беды? Сухов попал в армию после того, как был с треском отчислен со второго курса политехнического: запутался в многочисленных «хвостах». Но форс остался, потому и звали его так — Незаконченное Высшее.

— По просьбе пассажиров, — пояснил он, — высадили из маршрутного автобуса одного бухарика.

— Кого? — поморщился старший лейтенант.

— Бухарика. Приставал ко всем, матюгался.

— Документы у него в порядке?

— Так точно!

— Где он?

— В задержке. Я звонил в милицию, обещали забрать. Только не едут что-то, — по дороге в будку докладывал Сухов.

Комната для задержанных находилась как раз напротив входа, за окованной дверью. Это было узкое помещение с зарешеченным окном и тусклой лампочкой у самого потолка.

Задержанный сидел прямо на полу, рядом с опрокинутой табуреткой. Он поднял на старшего лейтенанта осоловелые глаза и заплетающимся языком произнес:

— З-д-дравия ж-ж-желаю, товарищ генерал!

— Пить меньше надо! — только и сказал старший лейтенант.

— Слушаюсь и повинуюсь!

Это был старый знакомец Ревякина — рабочий местной мебельной фабрики Огурцов, известный дебошир и пьяница. В сущности, его давно следовало лишить права проживания в погранзоне, тем более что он жил сейчас один: уже три года, как от него ушла и куда-то уехала с детьми жена. Но все упиралось в нехватку рабочих рук. Да и мастер он был, судя по отзывам, отменный.

Узнав Огурцова, старший лейтенант мгновенно потерял к нему интерес. Пограничникам всегда приходится быть начеку: нарушители нередко прибегают к самым неожиданным ухищрениям. И пьяными притворяются, и ненормальными, и кем угодно, лишь бы выкрутиться при задержании.

— Давно звонил в милицию? — спросил старший лейтенант Сухова.

— Да часа полтора будет.

Дверь в комнату для задержанных снова заперли на задвижку. Прошли к телефону. Старший лейтенант взял трубку, попросил соединить с милицией.

— Сазонов? Говорит Ревякин. Послушай, ты думаешь, у нас своей работы нет? Только и дела, что возиться с твоими подопечными? Вот именно, насчет Огурцова… Всегда у вас что-нибудь летит — то мост, то шатун, то еще что-то! — и хмыкнул, передразнивая: — «Выручай!» Могу предложить свой вариант. Пусть он тут полежит, очухается. А потом, протрезвевши, добирается до тебя своим ходом… Свернет в сторону, чтобы снова зарядиться? Ну, это уж твоя забота. Где праздники встречаю? На заставе, где же еще. Привет!

И спросил Сухова:

— Слышал?

— Так точно!

— К концу смены, когда окончательно протрезвеет, посадишь на какую-нибудь попутную машину!

— Есть посадить на попутную машину!

— Если сейчас отправить, еще замерзнет где-нибудь.

— Все же хомо сапиенс! — не удержался от демонстрации своих знаний Незаконченное Высшее.

— Ну-ну, — хмыкнул старший лейтенант…

Младший наряда рядовой Глазков продолжал воевать с сугробами возле будки. Его круглое деревенское лицо пылало ярким румянцем. Он, как и Синицын, прибыл на заставу недавно, после недолгого пребывания в учебном пункте. Вот кто не любил сачковать. Всегда чем-нибудь был занят. Одних дров на зиму переколол, наверно, кубометров двадцать. Посмотрел, как другие колют, молча взял топор и пошел с одного раза тюкать громадные поленья.

Сам родом из глухой тамбовской деревни, Ревякин любил вот таких безотказных деревенских парней. На них всегда можно было положиться.

Но внешне старший лейтенант не очень-то выказывал свое расположение к Глазкову. Знал: как только начнешь выделять любимчиков, добра не жди — коллектив изнутри разъест ржавчина. Поэтому и относился к Глазкову, как ко всем. Вот и сейчас, вместо того чтобы открыто похвалить за усердие, бросил насмешливо: