Яков Липкович - И нет этому конца

Вскоре мы поравнялись с первой хатой, в которой были целы все окна и из трубы тянулся дым. Но во дворе стояли две крытые машины, а возле них солдат в одной нижней рубашке, не обращая внимания на валивший снег, колол дрова. Опознавательные знаки на бортах и дверцах никому из нас не были знакомы. Однако, как солдат ни крепился, оберегая военную тайну, уже через полминуты мы знали, что его часть переброшена сюда с другого фронта. О том же, кто брал это село, он не имел ни малейшего представления. Зато он подсказал нам, что ночлег надо искать не здесь, где дома или разбиты, или заняты солдатами, а на том конце села, на самом спуске к реке.

Но и там нам повезло не сразу. Прошло добрых полчаса, прежде чем мы наконец наткнулись на этот домик, стоявший в стороне от дороги. Как сейчас помню, возле него возвышалась молоденькая березка, в ветвях которой — еще по-зимнему голых и черных — приветливо светилась совсем новенькая скворечня. Да и сам домик был славный, располагающий к себе — из трубы вился дымок, на окошках белели кружевные занавески.

Мы поднялись на невысокое крыльцо и очутились в сенях. Капитан постучал в дверь и, не дожидаясь приглашения, вошел.

Не очень молодая, как мне тогда показалось, женщина стирала в корыте белье.

— Здорово, хозяюшка! — произнес капитан.

— Здравствуйте! — ответила женщина, улыбаясь и поправляя тыльной стороной руки платок на голове.

— Пустишь переночевать?

— А много вас?

— Да вот трое!

— И до вас было трое. Часа два как съехали!

— И после нас будет трое, — пошутил капитан.

— Так и ходите все по трое? — улыбнулась она.

— Так и ходим, — в тон ответил капитан и кивнул на приколотую к стене репродукцию васнецовских богатырей. — Вон и на картинке у вас трое!

— А… вещий Олег и его два помощника! — заметил майор.

Я удивленно посмотрел на него. Может быть, пошутил? Нет, не похоже: он сказал это как что-то само собой разумеющееся. Но как можно не знать таких простых, элементарных вещей? И тут я вспомнил, что до войны он работал начальником автотранспортной колонны, перевозившей с юга фрукты и овощи. Надо думать, и общался он в основном с грузчиками да шоферами.

— Чего-то не то, — почесал затылок капитан. — Вот этого, в середке, я знаю — Илья Муромец. А этих двух позабыл!

«Это уже лучше», — подумал я. Но только собрался внести полную ясность в этот вопрос, как хозяйка сказала:

— Проходите до горницы. Я — сейчас!

Мы разделись и прошли на другую половину, отделенную от кухни длинной ситцевой занавеской.

Здесь все было, как в обычной деревенской избе: и ничем не прикрытый стол, и деревянная кровать со взбитыми подушками, и комод с какими-то самодельными шкатулками, и семейные фотографии на стене.

От печи к стене протянулась вторая ситцевая занавеска, образуя в избе еще один закуток.

В горнице стоял полумрак: немного света проникало сюда лишь из кухни.

И вдруг до нас долетело всхлипывание — короткое и жалобное.

Капитан шагнул к закутку и отогнул занавеску. Я тоже заглянул туда. На большом сундуке со свисающим тюфяком, под лоскутным одеялом не то спал, не то просто дремал мальчик лет шести-семи. Он лежал на боку и тяжело дышал. Наверно, у него была высокая температура.

— Привет! — игриво произнес капитан.

— Папка! — встрепенулся и сел в своей неудобной постели мальчик. И тут же сильно раскашлялся.

— Ну какой я тебе папка? — переждав кашель, сказал капитан. — Похож, что ли?

— Похож, — с тихим вздохом ответил мальчик.

— Темно, вот ты, брат, и спутал.

— А в скворечне еще нет скворцов? — неожиданно спросил мальчик.

— В скворечне? — капитан на мгновение растерялся. — Нет, брат, пока нет.

— А дядя Вася где?

— Какой дядя Вася?

— Который скворечню делал.

— Чего не знаю, брат, того не знаю. А ты здорово простыл, погляжу.

— Да, здорово.

— Ну ничего, мы тебя вылечим. Вот доктор у нас! — кивнул он в мою сторону.

Мальчик безучастно посмотрел на меня и тут же отвел взгляд. Я подошел к изголовью и положил руку на лоб. Горячий, но в меру. Ничего страшного. Потом, на ночь, дам аспирина. У меня, кажется, где-то есть несколько таблеток.

— Спи, — сказал я и вышел из закутка.

Майор тем временем пытался зажечь керосиновую лампу, стоявшую на столе. Вполголоса чертыхаясь, никак не мог вытащить глубоко запавший фитиль.

Капитан порывался помочь ему:

— Дай-ка я!

— Сиди, Муромец!

— Кстати, — заметил я, — в середине действительно Илья Муромец, а по бокам Добрыня Никитич и Алеша Попович.

— Вот-вот, Алеша Попович! — обрадовался капитан.

— Ну и хрен с ними! — отозвался майор. — Нет английской булавки?

— Сейчас! — ответил я и полез под гимнастерку. Вчера только у меня оборвались тесемки кальсон, и я скрепил все английской булавкой, взятой из перевязочного пакета.

— Не свалятся? — полюбопытствовал майор.

— Не беда, — заметил капитан. — Свалятся — так недалеко.

— Не беспокойтесь, не свалятся, — ответил я, завязывая кальсоны узлом на тощем животе.

С моей булавкой дело сразу пошло на лад. Вскоре огонек спички лизнул фитиль и робко пополз дальше. Словно опасаясь, что он может вдруг исчезнуть, майор быстро накрыл его стеклом с отбитым верхом и закопченными боками. Наша половина постепенно пропитывалась тусклым ламповым светом.

— А я-то думала, что вы в темноте сидите! — промолвила хозяйка, появляясь в горнице.

Мы разом обернулись и встали. Хозяйка приоделась. На ней было городское платье с короткими рукавами и оборками. На несколько толстоватых ногах чернели туфли на высоких каблуках. В новом наряде она и похорошела, и помолодела.

— А мы-то думали, что вы еще стираете! — в тон ей произнес капитан. Я заметил, что с женщинами и детьми он разговаривал каким-то деланным игривым голосом.

— Да успею! Завтра докончу, — сказала она. — День-то сегодня какой!

— Да, второго такого у вас уже не будет, — подал голос майор.

— Даже не верится, — призналась она. — У меня ведь муж тоже командир. Как в первый день ушел на войну, так и пропал.

— Может, еще вернется, — сказал капитан.

— Где уж вернется, — вздохнула она. — За два года, пока еще тут наши были, ни письма, ни весточки какой.

— Эх, хозяюшка, чего только не бывает с нашим братом фронтовиком!

— На меня на самого два раза похоронка приходила, — усмехнулся майор. — И оба раза на имя моей бывшей жены. Так сказать, единственной родственницы. Ничего, пережила и это…

— Один из наших говорил, — продолжала хозяйка, — будто видел его у самой границы.

— Ну, значит, в плен попал, — сказал капитан.

— Дай-то бог! — отозвалась она. — Лишь бы живым остался!

— Н-да, — произнес майор и переглянулся со мной. Что такое плен у немцев, мы были достаточно наслышаны. Удивительно, что этого не знала хозяйка, прожившая в оккупации, судя по всему, не меньше года.