Яков Липкович - И нет этому конца

Это были танкисты с подбитых «тридцатьчетверок», или «черная пехота», как они сами себя называли. Один из них вскочил на подножку.

— Вы куда?

— Раненых везем.

— Главное — постарайтесь проскочить второй поворот. Там уже одну вашу «санитарку» накрыли.

— Знаем.

— Ну, тогда — ни пуха ни пера!

Танкист спрыгнул.

— А после поворота как?

— После поворота? Кто его знает!

Машина тронулась.

— Счастливого! — донеслось из темноты…

Последний каменный амбар. Впереди простиралась ночь, сразу навалившаяся на нас и подступившая неизвестностью со всех сторон. Мы въезжали в нее с ощущением своей полной беззащитности и действительно беззащитные, прикрытые от пуль и снарядов тонкой фанерой и стеклом. Ожидая, что вот-вот в нас влепят снаряд или с десяток пулеметных пуль, мы невольно жались к спинке сиденья. Каждая секунда тишины и движения, отвоеванная нами у ночи и дороги, приближала нас к цели, но вся эта ночь состояла из секунд, и невозможно было предугадать, что принесет нам следующая…

Зрение наше настолько обострилось, что второй поворот мы увидели издалека. О том, что это именно тот поворот, можно было догадаться по очертаниям разбитых машин, в том числе и «санитарки», чей высокий кузов был хорошо виден даже в темноте…

— Теперь держись! — сказал шофер.

Но с нами ничего не случилось — ни когда мы проскочили мимо «санитарки», ни позже, когда проезжали мимо других покореженных и сгоревших машин, ни даже тогда, когда последние метры поворота остались позади. Нас выручала ночь, страшная и добрая… Но кто знает, что она приготовила нам впереди?..

— Ну, как? Все живы-здоровы? — крикнул я в заднее окошко.

— Все! — послышался ответ.

— Посмотрите, как Долгов?

— Ничего. Привет передает.

— Передайте ему тоже!..

Я ясно увидел перед собой его хитрющую физиономию, которая столько раз вводила меня в заблуждение и которую я в конце концов так хорошо изучил, И хотя она никак не вязалась с тем напряженным и настороженным лицом, которое промелькнуло на носилках, именно она-то и стояла перед моими глазами все время…

Наша дружба началась с того, что он здорово меня «купил». Это было в один из первых дней моего пребывания в части, когда я еще никого, за исключением двух-трех штабистов, не знал. Он как раз удрал из госпиталя и потихоньку, разными кружными дорогами, добирался до бригады. И надо же было нам встретиться в тот момент, когда я в ельничке, подальше от глаз человеческих, сажал из пистолета по пустым консервным банкам. Но так как я стрелял всего второй раз в жизни, то большинство пуль послал «за молоком», а одну чуть не всадил в прохожего, которым оказался Ваня Долгов. Конечно, это не доставило ему большого удовольствия, и он тут же проучил меня. Но не с ходу, а так, играючи, как кошка мышку. Сперва отругал, а потом, когда я, заметив на его лице первую — короткую — улыбку, подумал, что с инцидентом покончено, он вдруг спросил:

— Где сто пятьдесят четвертая?

— Сто пятьдесят четвертая? Она тут, за бугорком! — охотно и радостно сообщил я.

А ему этого только и надо было. Со словами: «Ты знаешь, кто я?» — он скорчил страшную рожу. И не успел я опомниться, как он рывком поднял меня в воздух и швырнул в снег. За какую-нибудь минуту он заткнул мне рот кляпом, обезоружил, скрутил руки. И при этом еще приговаривал: «А я немецкий шпион и диверсант!» Я был слишком новичок, чтобы заподозрить в этом поучительный розыгрыш…

Нашу «санитарку» обогнал броневичок. Из люка высунулся человек. Я разглядел: он сделал нам знак следовать за ним. Наверно, это был офицер связи из штаба армии, который, как я слышал, днем проскочил в Лауцен, а теперь, по-видимому, возвращался обратно.

С появлением броневичка исчезло, хотя и не полностью, сознание нашей беззащитности. И пусть у него была тонкая, очень тонкая броня и один жалкий пулемет, все равно настроение у нас поднялось. Кроме того, мы теперь были не одни, а это уже само по себе кое-что да значило…

Чтобы не отстать от него, мы прибавили газу. В нескольких местах нас сильно подбросило: очевидно, шоссе было разбито танками.

— Осторожней! — заорал я.

Шофер моментально убавил скорость.

Я поднялся к окошку. В кузове было тихо и спокойно…

От броневичка мы отстали. Он шел примерно метрах в трехстах от нас, и расстояние между нами продолжало увеличиваться. Мы уже начали беспокоиться, как бы не потерять его из виду и не остаться одним на черной наковальне дороги…

«Санитарка» стала осторожно набирать скорость…

Я снова потянулся к окошку.

— Как Долгов?

— Мы тут под него еще шинель подложили.

— Здорово тряхнуло?

— Было.

— А сейчас спросите, как он себя чувствует?

— Просит пить.

— Он же знает, что ему нельзя пить.

— Он спрашивает: «А выпить можно?»

Уж я-то знаю, с какой интонацией произнесены эти слова. Он не только поддразнивал меня, но и производил разведку, хитрюга. Он всегда был не дурак выпить…

— Когда выздоровеет! — ответил я.

У меня отлегло от сердца, росла уверенность, что и на этот раз он выскочит. Он был удачлив. Только при мне он три раза ходил в тыл к немцам и возвращался оттуда без единой царапины…

Броневичок мелькнул в темноте. Вдруг где-то впереди застрочили автоматы. Взлетела и осветила дорогу ракета.

Дергаясь от волнения, наш шофер стал разворачивать машину. Не успела ракета погаснуть, как раздались один за другим несколько орудийных выстрелов и рядом с броневичком начали рваться снаряды. Из него плеснуло пламя…

Мы неслись по полю к черной полосе леса. Позади все осветилось. Вторая ракета! Немцы явно искали нас, но на дороге, кроме подбитого броневичка, теперь ничего не было…

Ломая кусты и ветки, «санитарка» влетела в лес и остановилась. Я вышел из кабины. Стояли глубокая темнота и тишина. Слышен только хруст сучьев под моими ногами. В этом месте лес был пуст. Я пошел посмотреть раненых. Первое, что я увидел, открыв дверцу, были щегольские носки Ваниных сапог. Их неподвижность насторожила меня. Но вид остальных раненых, занятых собою и обсуждавших обстоятельства обстрела, успокаивал. Я уже смелее спросил о Ване.

— Да он тут как у бога за пазухой! — ответили мне.

Надо было быстрее принимать решение. Но какое? Попытаться проскочить? Нет, даже и пробовать нечего!.. Добираться другим путем?.. Я углубился в лес и, продираясь сквозь темноту, осмотрел все поблизости. Ничего похожего на дорогу…

Вернуться? Отказаться от последней попытки спасти Ваню? И этих двенадцать, и тех, кто остался в медсанвзводе?..

Карту бы! Но для нас, нестроевиков, карт вечно не хватало!

— Товарищ лейтенант! — сказал шофер. — А ежели попробовать через Кайзерсвальдау?

— Кайзерсвальдау? Где это?