Александр Золототрубов - В синих квадратах моря

«Батя, батя, если бы…» — Клочко вдруг увидел частые белые огоньки на мачте крейсера. Он успел принять лишь окончание семафора. Что передавал флагман и кому? А вдруг семафор адресован командиру? Надо запросить. Клочко включил прожектор, и тотчас на крейсере вспыхнул ответный сигнал. Игнат быстро записал текст. Так и есть, семафор командиру. Отправив его Серебрякову, Клочко огорчился: «И что со мной в последнее время творится? — думал он. — Рассеянный какой-то стал».

Удрученный Клочко сменился с вахты. В кубрике в кругу моряков сидел капитан 3 ранга Леденев. Он был в новой тужурке, на груди поблескивала колодочка орденских ленточек. Игнату нравился замполит. Его лицо отражало внутреннюю красоту, которая бывает у людей, не раз подвергавшихся опасности. Матросы рассказывали как-то, что в войну Леденев потерял отца. Вскоре трагически погибла жена. Без матери растут сын и дочь. Майе уже тринадцать лет, и живет она с бабушкой под Донецком. В боях на Севере Леденев в трудный момент поднял в атаку морских пехотинцев, выбил врага из окопов и с горсткой храбрецов держал оборону, пока не подошло подкрепление.

Клочко сел к морякам поближе.

— Да, да, это точно, немецкий летчик ас Мюллер был сбит в воздушном бою, — слышался голос Леденева. — Сам он выбросился с парашютом. Кто сбил? Североморец летчик Бокий, ученик дважды Героя Бориса Сафонова. Мюллер с «дубовым венком» на груди вместе с группой других немецких асов был послан в Заполярье лично Гитлером. Бесноватый фюрер сказал им: «Добейтесь нашего господства в воздухе!» Но все они потерпели крах.

— Верно, что у Мюллера на фюзеляже самолета был нарисован бубновый туз? — спросил молодой матрос.

Леденев усмехнулся:

— Разве только бубновый туз. Рядом с ним были нарисованы и флажки, ими обозначалось число уничтоженных Мюллером судов и самолетов французских, бельгийских, датских, английских… Всего 82 самолета и судна сбил и потопил этот фашист. Летчик Бокий сразил его первой очередью. А главаря немецких асов Карганика сбивали в районе Ура-губы, но он удрал, оставляя лишь свой парашют с ярлычком «Карганик».

— У кого еще есть вопросы? — замполит почему-то глядел на Клочко. Игнат не растерялся.

— Расскажите о голубом камне.

— О голубом камне? — переспросил Леденев. — Ну что ж, послушайте. Было это в годы войны. Ночью десант высадился в тыл врага в районе горной речки Западная Лица. Ночь темная, только звезды горят на небе. В отряде был моряк с эсминца «Гремящий». Звали его, — замполит обвел взглядом моряков, — звали его Федором. Окапываясь, он сказал друзьям: «Ну, морские львы, берегись, фашист танками пойдет. Слышите, гудят моторы?» Вскоре разгорелся бой. Горстка моряков держала оборону. За их спинами глухо ворочалось море. От гари и дыма нечем было дышать. Отошли на последний рубеж. Отступать дальше некуда. И решили моряки умереть, но врага не пустить. «Ребята, бей гадов, а кончились патроны, грызи их зубами!» — гремел над окопами голос Федора. Сам он уничтожил больше десятка фашистов. А когда наутро подошли наши, то моряк тот был весь в крови. Он лежал на спине, зажав в руке камень…

Леденев умолк, потом произнес с волнением:

— Голубой камень… Я видел этот камень. Упадут на него лучи солнца — светится он, как море.

Клочко задумчиво прислонился к переборке:

— Погиб тот моряк?

— Живой… — улыбнулся Леденев.

В кубрик вошел рассыльный и доложил замполиту, что его приглашает к себе командир. Капитан 3 ранга надел фуражку и направился к трапу. Клочко вдруг подумал, что тем моряком был замполит…

Грачев гладил брюки, когда к нему заглянул штурман:

— Идешь на спектакль «Особняк в переулке»? Я бегу за билетами.

— Возьми и мне, — попросил Петр. — Не успел шик навести, с мичманом надо кое-что сделать.

А вот и Зубравин. Грачев взял на столе журнал входящих семафоров, полистал. Записи ведутся правильно, только в одном месте кто-то подтирал резинкой.

— Клочко, товарищ лейтенант! Ошибся на вахте. Вчера проверял рундуки и обнаружил у него порезанный тельник. Совсем новый.

— Вот салажонок! Да я ему… — Петр сжал пальцы так, что они побелели.

— Ну-ка вызовите его сюда!

Но Зубравин даже не шелохнулся, будто и не слышал, о чем сказал лейтенант. Клочко по натуре бойкий, любил пошутить, но вмиг преображался, если на него кто-нибудь повышал голос. А Грачев наверняка не сдержит свой пыл. Надо как-то по-другому. Мичман размышлял, как поступить с матросом, а Грачев недоумевал, почему это он не идет за матросом.

— Не надо, товарищ лейтенант! Прошу, не надо. Я сам с ним.

Петр досадно бросил:

— Станете уговаривать? Нет, мичман, — наказывать, если налицо нарушение устава! Тельник порезал. Это же варварство! Почему, скажите? Ну, ладно, сами решайте, но построже, ясно?..

Петр остался один в каюте. Все-таки этому Клочко надо было всыпать. Зря взял его к себе, еще тогда надо было отправить на другой корабль.

И Петру вспомнился тот воскресный день. Он возвращался с рыбалки. Устал, пока добрался к причалу. До озера, где рыбачили, было добрых пять километров. Серебряков раньше уехал домой, а он остался на ночь. Не зря — все-таки поймал кумжи на уху. Потом сел на маленький пароход с лирическим названием «Лувеньга». Кое-кто из пассажиров дремал. И только рядом с Петром было шумно: чернявый матрос по имени Игнат в окружении ребят-подростков что-то весело рассказывал. Слышался смех, «охи». Петру захотелось курить. Он снял с плеч рюкзак, окликнул моряка.

— Товарищ матрос, есть папироска?

Игнат расстегнул шинель, и все увидели на погонах две золотистые лычки, а на груди — значок специалиста первого класса. Он достал пачку сигарет, протянул ее. Закуривая, Петр спросил, почему на шинели погоны без нашивок.

— Не успел нашить.

«Да, морячок», — подумал Петр.

— Так на чем мы остановились? — продолжал Игнат.

— О косатках, — подсказала девушка.

— Ах, да! С ними я познакомился сразу, как только пришел на подводную лодку. Нас, молодых, учили выходить через торпедный аппарат из глубины. Доложу вам, Машенька, опасное это дело. Стоит стравить из маски чуть больше нормы воздуха, и тебя выбросит наверх пузом, простите, животом вверх. Так вот, вылез я из торпедного аппарата как рыба. Гляжу, а кругом — мрак. Это, значит, глубина. Жму наверх. Смотрю, плывет что-то навстречу. Косатка! Рот открыла, зубы выставила…

— Ох, страшно! — дрогнула плечами девушка. — Я слышала, как стая косаток напала на огромного кита и растерзала его.

— Кит, конечно, не мог с ними справиться… — Игнат сделал паузу, потом продолжал: — Подскочила косатка ко мне и давай щекотать в бока. Это у них такой прием, сначала ласка, а потом клыки в пузо, простите, в живот. Схватил ее за глотку и стал душить…