Александр Золототрубов - В синих квадратах моря

— Игорек… — Она встала, как-то странно одернула халат и, подойдя к нему, ласково прижалась лицом к его щеке. Простонала:

— Ох и тяжко мне…

— Ты что, Тань?

Ей, видно, было очень тяжело, потому что она вся побледнела, в ее глазах было столько печали, что, казалось, вот-вот брызнут слезы и тогда Игорю самому станет больно. Лучше уж пусть не плачет Таня — не терпел он слез.

— Кирилл избил меня… — Она расстегнула на халате пуговицы. — Вот он что сделал…

На ее груди были кровоподтеки. У Крылова сжались пальцы в кулак.

— Погоди, я переоденусь…

Таня ушла в другую комнату. Через минуту вернулась в строгом светлом платье. Крылов сказал:

— Я вас заберу отсюда.

— На корабль? — Она усмехнулась. — Никуда я не пойду. У меня свой дом — пусть Кирилл уходит.

В коридоре послышались чьи-то шаги. Раздался грубый мужской голос:

— Жена, где ты? Поди сюда.

Таня сжалась, испуганно глядя на дверь.

— Кирилл… — прошептала она и вышла к нему.

Муж стоял, широко расставив ноги. Он был пьян.

— Опять нализался? И не ори — люди у нас.

— Это что же за люди? — Он рванул дверь и застыл на пороге, увидев Игоря. — Ах, морячок! Кто же тебя сюда позвал?

— Я! — Таня заслонила Крылова. — Ну, вот что, Кирилл, жалела я тебя, особенно когда в тюрьме сидел, терпела все твои пакости. Сколько горя хлебнула. А теперь — хватит. Не муж ты мне. Не муж!

— А кто тебе муж? — с перекошенным от гнева лицом крикнул Кирилл. — Уж не этот ли матросик?

Она, конечно, уже давно поняла, что с Кириллом ей больше не жить, что то святое чувство, которое раньше питала к нему, исчезло, а вместо него в душе поселилась неприязнь. Не о себе пеклась Таня — себя ей было не жаль. Жаль сына. Не хотела давать его в обиду. Ведь кем он вырастет, если отец так распустился, если в нем ничего нет доброго?.. Она взглянула на мужа:

— Знаешь, Кирилл, я жить с тобой больше не могу…

Он не дал ей договорить.

— Ах ты, рыжая… — Кирилл выхватил из кармана куртки нож и бросился на жену. И в это мгновение Крылов рванулся ему навстречу, ловко перехватил руку рыбака и резким ударом в грудь свалил его на пол. Звякнул нож. Игорь наступил на него ногой.

— Кого бьешь? Эх ты, герой!..

Кирилл поднялся. В его глазах кипела злость.

— Ты, матросик, потише тут… Муж я. Законный. А ты?..

Игорь грустный возвращался на корабль.

Петр любил по вечерам сидеть у моря. Он даже место себе облюбовал — неподалеку от причала, у скалы, что гранитным картузом нависла над водой. Здесь тихо и уютно, как в каюте. Перед глазами — все как на ладони. Небо. Вода. И солнце. Вот оно сейчас рыжее, как пшеничный колос, опустилось над морем. Подожгло края лохматых туч, окрасило корабли и причалы. И почудилось вдруг Петру, что он в родном селе, сидит под кручей. И не море перед ним, а тихая, заросшая камышом речка. Во дворе на печи мать варит в чугунке картошку.

— Петрусь, может, не надо тебе на море? Уедешь, а каково мне тут? Шел бы в механики.

Он бросал в речку камешки, говорил:

— Маманя, а батя что завещал? Поеду учиться в Ленинград. Потом заберу тебя на Север.

Мать махала рукой:

— Куда уж мне? Вот женишься, так буду внуков нянчить.

«Женился, да горько на душе», — вздохнул Петр.

Он глянул в сторону причала. Спят корабли, прижавшись друг к другу бортами, как родные братья. Все спят, только вахтенные прохаживаются на палубе. А Петру спать не хочется — одолевают мысли. И одна из них настырно сверлила мозг — как дальше сложится его судьба? А тут еще этот поход… Сейчас море ласковое, спокойное, как уснувшее дитя. Но кто знает, каким оно будет завтра? На корабле пойдет и адмирал Журавлев. Испытание нового оружия потребует большого напряжения. Впрочем, ему уже все равно. Вот вернется с моря и уйдет с корабля. Куда-нибудь на берег…

У самых ног Петра упал камешек, другой плюхнулся в воду. Грачев обернулся. У валуна, поросшего сизым мхом, стояла Ира в зеленом шерстяном платье и белой кофточке.

— Добрый вечер, — весело сказала она и бросила в воду камешек.

Петр поднялся с земли, ответил ей дружеским приветствием и, не зная почему, спросил:

— Где же ваш Голубев?

Ира посерьезнела. Она подошла к нему совсем близко. Он даже успел разглядеть в ее глазах искорки.

— Что вам дался Голубев? — сердито спросила она. — Жить без него не можете? Скажите ему об этом. Ему, а не мне.

А про себя она подумала:

«Нет, видно, еще не отдал ему письмо Крылов».

Тон, с каким заговорила девушка, несколько обескуражил Петра, но он и не думал сдаваться. Ишь, как хитрит! Вчера сам видел, как Ира у этой самой скалы любезничала с флаг-связистом, а сейчас делает вид, что тот не интересует ее.

— Он просит вашей руки? — спросил Грачев.

В глазах Иры опять запрыгали огоньки.

— Вы ошиблись. Я прошу его руки. Я целовала Голубева. Ох и сладкий он. А вам что, завидно?

Ну это уж слишком. Петру захотелось резко ответить ей, но под ее укоризненным взглядом он вдруг сник, только и сказал:

— Извините…

Схватил с камня фуражку и зашагал к причалу.

Он не слышал, что сказала она ему вслед, не обернулся и тогда, когда трижды окликнула его. И только взойдя на палубу корабля, посмотрел на сопку. Там, на скале, стояла Ира. Она была похожа на вытесанную из камня статую…

Утром Голубев пришел на корабль веселый. На нем была новенькая тужурка, и весь он сверкал, словно в театр собрался. Любезно раскланялся с Грачевым. Поговорив о предстоящем экзамене на классность, он сказал:

— Просьба к тебе, Петр. Я уезжаю на учебу, так ты возьми у Иры мою фотокарточку. С ребятами в Гурзуфе снимался. Ты ведь вхож к Серебряковым? Кстати, Ира только о тебе и говорит. Лично я не советую с ней… Девочка с причудами. Нет, она вовсе не в моем вкусе. Так возьми фото, добро?

В его голосе Петр почуял скрытую издевку.

— Я, кажется, не состою при вас адъютантом?

Голубев небрежно подмигнул.

— Чего робеешь? Ира — кокетка, то одному глазки состроит, то другому. Она ищет выгодного мужа…

— Подло клеветать, товарищ капитан третьего ранга, — у Петра сжались пальцы в кулак.

Глаза у Голубева сузились:

— Побереги нервы, лейтенант. Петух… без золотого гребешка.

…Радисты во главе с мичманом Зубравиным тщательно готовили аппаратуру. Гончар возился у щитка, слушая Симакова, который рассказывал о молодом сигнальщике. Вчера новичок заступил на вахту. Когда Некрасов спросил, что видите, тот доложил: «Птичье перо». Старшина рассердился, полагая, что новичок шутит. Но матрос не шутил: справа по борту он действительно заметил перо. «А я прозевал», — подумал Некрасов и приказал новичку доложить дежурному по кораблю, что Жемчужный снялся с якоря. Матрос так и сделал. Кесарев удивленно посмотрел на него и тут же рассмеялся, показывая на небольшой островок, пятаком возвышающийся над водой. Это и есть остров Жемчужный.