Георгий Лезгинцев - В таежной стороне

— Совсем заучил нас, дураков. Мудрите там с вашим Степановым, наукой он за наш счет занимается, все опыты да опыты, только изгаляетесь над нашим братом. — Дымов вскочил и пошел к гидромонитору.

Кинув на землю недокуренную козью ножку и смачно сплюнув, Михайла бросил ему вслед:

— Известно, золото мыть — голосом выть.

— Скоро рудник строить будем, песни запоем, — ответил Иван.

Дымов остановился и зло посмотрел на бригадира гидравлистов.

— Когда начальство о том болтает, оно понятно, у них работа такая. А когда наш брат старатель на артель замахивается, худо это. Подумай, Иван. — И погрозил тяжелым кулаком.

Бригадир не ответил и обернулся на конский топот.

К разрезу крупной рысью приближался гнедой конь, на котором сидел небольшой человек в засаленной ватной фуфайке. Всадник круто осадил коня. Взмыленный конь вздыбился, блеснув на солнце нарядной наборной сбруей, и, тяжело фыркая, остановился перед Иваном.

— Чё раскаркались? — резко спросил всадник и ловко спрыгнул с коня.

Упершись руками в землю, Михайла проворно поднялся и, подобострастно улыбаясь, взял коня за узду, привязал к дереву.

— Старательскому Чапаю наш поклон. А шумели мы с Иваном из-за рудника, — здороваясь, сказал Дымов. — Иван забыл, кто он и чей хлеб ест.

Пихтачев остановился перед Иваном. Подбоченясь и расставив ноги циркулем, молча разглядывал его подвижными, посаженными чуть наискось глазами.

Председатель старательской артели «Приискатель» Павел Алексеевич Пихтачев был властным, упрямым и самоуверенным человеком. Он не представлял себе иного способа добычи золота, кроме старательского, потому что золото в его глазах было не только драгоценным продуктом земных недр, но еще как бы зримым сгустком смелости и упорства человека-одиночки в борьбе с суровой природой.

Непоседливый, он постоянно заставлял себя ждать, но зато совершенно неожиданно появлялся там, где его совсем не ждали. И появлялся, кажется, в самое неподходящее время. Члены артели не знали, когда же он спит, — Пихтачева и днем и ночью можно было видеть на работе. Малограмотный, но очень смышленый, Павел Алексеевич хорошо разбирался в делах артели и был мастер на все руки: он и плотничал и мониторил, в работе его нельзя было пересилить или обмануть. За это старатели ценили своего председателя.

И еще одно качество привлекало старателей: за артель он стоял горой, не всегда считаясь с законами, если они были невыгодны для артели. Была у Пихтачева и слабость — любил погулять. А гулял Павел Алексеевич широко, по-приискательски, так, что в календарь не всегда укладывался. В таких случаях правление артели относило прогульные дни в счет очередного отпуска Пихтачева, которого он никогда не брал.

Никто не знал возраста Пихтачева. За двадцать лет, как приехал Павел Алексеевич из Центральной России на прииск Южный, он почти совсем не изменился. На вопрос, сколько ему лет, всегда и всем отвечал: «Моложе тебя!» Не было у Пихтачева и семьи. Правда, приехал он на прииск с женой, но жили они плохо, часто ссорились, и однажды, когда он загулял, жена навсегда уехала к родным. Пихтачева позже не раз пытались женить, но он поклялся своим приятелям никогда не связываться с «бабами» и очень огорчался, что жена его оказалась «отходкой», то есть сама ушла от него, а не «брошенкой» — покинутой им.

В начале войны Пихтачева призвали в армию и на фронте приняли в партию. В первых же боях он был тяжело ранен, долго скитался по госпиталям, демобилизовался по инвалидности и приехал снова на Южный. Вскоре его избрали председателем артели «Приискатель», и он с головой ушел в дела артели, ставшей смыслом его жизни. Поселился он у одинокой старушки, которая и выходила его.

Пихтачев совсем не заботился о своей внешности и нередко принимал на дому забежавших к нему артельщиков даже в исподнем белье. На все замечания по этому поводу он отвечал: «Подчепуриться не успел, артельных дел много». Пихтачев был горячим поборником старой приискательской традиции: «Золото чистеньких не любит».

Так и бегал он из конца в конец прииска, небритый, непричесанный, в старенькой измятой кепке. Только яловичные сапоги были всегда густо смазаны дегтем.

— Ты всерьез, Иван, о руднике думаешь? — грозно спросил Пихтачев и провел рукой по колючей щеке.

— Конечно, Павел Алексеевич.

— Ну и дурак, выходит, ты только с виду смышленый. Что мы, впервой о руднике слышим? От прежних начальников, может, тоже слышали. — Он хитро подмигнул Ивану.

— Слыхали. Так это от прежних… — замялся Иван.

— А чем нонешние лучше? Вызвали Степанова в обком, погрозили снять с работы, так он с перепугу и зашумел о руднике, — засмеялся довольный собой Пихтачев.

Рассмеялись и старики, которым понравилось объяснение председателя.

— Нет, Павел Алексеевич, Рудаков и Степанов другие люди и по-другому дело поведут, — убежденно возразил бригадир.

— Другие? Степанов тоже чемоданы не раскрывает, чтобы поскорее смыться, — убеждал председатель.

— А старый директорский дом начали ремонтировать, — мрачно сообщил Дымов.

— Вон чё! Взаправду остается? — с тревогой спросил Пихтачев, но ему не ответили.

Старатели спустились в мокрый разрез — при Пихтачеве все работали.

Хлюпая по воде кирзовыми сапогами, к председателю подошла Наташа и попросила пузырек со ртутью.

— Как дела, красавица? — громко спросил ее Пихтачев.

— К съемке готовы, но нет Рудакова.

— Начинайте без него, — скомандовал он.

— Без представителя прииска съемку нельзя делать, — возразила Наташа.

— Я здесь хозяин, слушай, синеокая, мою команду. — И Пихтачев, напевая:

попытался обнять Наташу, но сразу же горько пожалел об этом — девушка с силой ударила его по руке.

— Шайтаниха, никак, руку переломала! — взвыл от боли игривый председатель.

— В следующий раз и переломаю, если еще пристанешь, шалопутный, — погрозила Наташа.

Павел Алексеевич, потирая руку, растерянно проговорил себе под нос:

— С такой дролей шутки плохи. Еще в девках ходит. А бабой станет — совсем озвереет.

Тут Павел Алексеевич увидал подходившего Рудакова и как ни в чем не бывало крикнул:

— Мы ждали, ждали тебя, Сергей Иванович, и начали съемку.

— Опять своевольничаешь? Ты же мне давал слово. — Рудаков строго посмотрел на Пихтачева.

Председатель помолчал и вместо ответа спросил:

— Почему пешком, Сергей Иванович?

— Коня я отдал возить в школу дрова, ведь ты так и не вывез своей доли.

— Это завхоз Краснов виноват, я ему, сукину сыну, наказывал, — оправдывался председатель.

— Виноват ты, и с тебя спросим. Где так вымок? — поинтересовался Рудаков, заметив, что на Пихтачеве брюки изрядно промокли.