Георгий Лезгинцев - Инженер Северцев

Поговорили о главке, добрым словом вспомнили Шахова, и незаметно разговор опять перешел на Сосновку. Северцев пожалел, что не застал Яблокова: у Шишкина узнаешь не много, весьма странное впечатление производит главный инженер…

— Нужно было торопиться. Яблоков и так пропустил все сроки. О делах Шишкина я говорить не буду. Лучше сам узнаешь. Шишкин неплохой инженер, но внутренне неорганизованный, безалаберный и… я бы сказал, какой-то замордованный. Людям доверяет мало, за все хватается сам, не успевает, сердится, а дела — то одно, то другое — стоят… — рассказывал Кругликов.

— Пока я его мог наблюдать скорее в роли агента по техническому снабжению, — неприязненно усмехнулся Северцев.

— В этой роли приходится бывать всем нам, — заметил Кругликов. И вздохнул: — А я к тебе прямо с кладбища. Хоронили начальника техснаба. Из-за бездорожья не могли доставить в срок нужные медикаменты. Два раза в год природа отрезает наш комбинат от мира… Да что тебе объяснять, ты же испытал прелести наших коммуникаций на собственной шкуре!.. Народ у нас говорит: хорошо, что директор угодил в распутицу и приболел к тому же. Может, теперь дорогу построят… — улыбаясь закончил он.

— Видимо, мне здесь именно с дороги начинать придется… А как ты-то, Иван Иванович, живешь? Слыхал я — должность сменил?

— Что о себе сказать? Решил осесть здесь накрепко. Места добрые. Люди хорошие, поверили, что мы приехали сюда всерьез и надолго. Вообще-то к москвичам сибиряки относятся настороженно: согласись, что гастролеры типа Никандрова дают для этого повод… Ну вот, как приехал сюда, работал я в шахте техноруком, а недели две назад — при перевыборах парткома — избрали и меня, да еще и секретарем утвердили. Понятно, отказывался: хотелось работать по специальности… — Кругликов пожал плечами.

— И директор новый, и секретарь парткома новый… — в раздумье проговорил Михаил Васильевич.

Кругликов молча кивнул головой.

После ухода гостя Северцев лег на кровать и задумался. Новый рудник, новый коллектив, новые люди… Кто они, эти люди, с кем придется ему жить и работать? Знал он пока лишь одно — они все разные, и он должен, обязан хорошо узнать каждого…

В сумерках, одевшись потеплее, Северцев вышел на просторное крыльцо подышать воздухом. Пахло дождем. Низкие тучи все больше сгущали наползавшую темноту.

Гостиница стояла в самой высокой точке над впадиной, внизу располагались промышленные объекты комбината и жилой поселок. Беспорядочно сбегали по пологому склону к широкому ущелью огни поселка. Эту светящуюся толпу прорезали строгие линии ярких уличных фонарей. На самом дне впадины, около темных шахтных копров, горели мощные прожекторы. Оттуда доносился глухой шум подъемных машин. На той стороне ущелья тускло посвечивали большие окна многоэтажной обогатительной фабрики с транспортерными галереями, похожими на задранные хоботы. Справа от фабрики дымила высокая труба электростанции. Ниже Северцев различил длинное приземистое здание гаража — у ворот то и дело вспыхивали и затухали автомобильные фары. Слева от себя он увидел строение, окруженное белыми колоннами. Оно было залито синеватым светом мощного юпитера. Там помещался рудничный клуб. По обеим сторонам гостиницы все чаще и гуще загорались золотые огоньки, особенно яркие в темном мареве таежного вечера.

Северцев продрог и собрался было уходить.

В эту минуту он и увидел Валерию.

Она поднималась по ступенькам, расстегивая на ходу петли цигейковой жакетки, поправляя белый платок, сбившийся на затылок. Волосы ее теребил легкий ветерок. Она прошла по крыльцу, не заметив Михаила Васильевича, и уже взялась за ручки двери.

— Валерия Сергеевна, старых знакомых перестали узнавать? — окликнул Северцев.

Она остановилась, всматриваясь в полумрак. Невольно отшатнулась назад. Но, помедлив секунду, подошла к скамейке. Северцев поднялся навстречу.

— Вот не ожидала встретить! Уже поправился?

— Твоими молитвами.

Удивительно, но годы почти не тронули ее. Все те же большие карие глаза прямо смотрели на Михаила Васильевича, так же выбивались из-под платка непокорные пряди каштановых волос, так же стройна была спортивного склада фигура. А ямочка на подбородке, родинка на горбинке носа заставили сжаться его сердце… Правда, время оставило все-таки на ее лице свой отпечаток: в тени длинных ресниц притаилась едва заметная паутинка морщин, в каштановых волосах поблескивают платиновые нити.

Догадалась ли Валерия, что пронеслось в его голове? Она грустно, словно даже виновато, улыбнулась…

— Ты знаешь, о чем я сейчас подумал?.. — сказал Михаил Васильевич. — Что мы на Орлином руднике… что я тебя жду, как вчера, как всегда, у Дома культуры… что мы пойдем сегодня в кино… Может быть, и правда сходим в кино? — Он осторожно взял ее под руку.

Чуть отстранившись, Валерия негромко проговорила:

— Мы, Миша, на Сосновке. Наше вчера длилось восемнадцать лет… К тому же ты теперь директор, лишние разговоры тебе не нужны. Не нужны они и мне. — И, перейдя на шутливый тон, добавила: — Вам надо всегда помнить, товарищ директор: на руднике живешь как под стеклянным колпаком все двадцать четыре часа в сутки. Каждый твой шаг известен всем. Ты еще не чихнул, а тебе со всех сторон кричат: «Будьте здоровы!»…

Уже дважды хлопала входная дверь, и старуха уборщица, с любопытством поглядывая на Северцева и Малинину, без нужды долго трясла какую-то рваную тряпку.

На небе в просветах между тучами, над смутными очертаниями гор холодными слезинками проглядывали редкие звезды. Из ущелья тянул пронизывающий ветерок.

Мимо гостиницы по деревянному тротуару в обнимку прошла пара. Девушка тоненьким голоском пела:

Звонкий поцелуй оборвал пение.

Валерия отворила дверь и, не оглянувшись, ушла.

Северцев постоял у входа, несколько раз прошелся вдоль фасада гостиницы, прислушиваясь, не заскрипит ли дверная пружина… Почувствовав, что совсем замерз, он поднялся к себе в номер.

Все его сейчас раздражало здесь: сам номер, пышно именуемый «люксом» и обставленный ободранным письменным столом, рассохшимся шкафом, промятым диваном и старой никелированной кроватью, висящая над кроватью безобразная копия картины «Три богатыря», слабый накал электрической лампочки, при котором невозможно даже читать…

Чтобы убить время, он отправился на второй этаж к Евгению Сидоровичу. Решили сыграть партию в шахматы.

В разгар сражения к ним постучалась Валерия. Она попросила чаю для заварки. Евгений Сидорович засуетился, высыпал ей на ладонь больше половины пачки и принялся многословно расхваливать Михаилу Васильевичу никем не превзойденное искусство Валерии Сергеевны варить чай… Пришлось ей пригласить и хозяина и гостя зайти к ней через полчасика. Северцев поблагодарил и, ссылаясь на недомогание, отказался, но Евгений Сидорович заверил, что они обязательно придут.