Георгий Лезгинцев - Рудознатцы

Проворнов, ожидая его, наблюдал за танцующими.

Внезапно оркестр умолк, танцоров как ветром сдуло, за соседними столиками тоже никого не осталось. «Облава, облава!» — услышал Проворнов встревоженные возгласы и увидел перед собой двух мужчин, высокого и низкого, они оба были в черных очках.

Парень, сунувший Проворнову сигареты, словно растворился.

— Предъявите ваш документ, — приказал высокий.

— На каком основании? — запротестовал Проворнов. — Кто вы такие?

Высокий показал удостоверение. Проворнов, пожав плечами, предъявил свой паспорт. Высокий внимательно посмотрел на Проворнова и, спрятав паспорт в карман, распорядился:

— Поедемте с нами.

— Позвольте! — воскликнул Проворнов, но ему молча вывернули руки, вывели на улицу и втолкнули в подошедшую машину. Там было еще несколько задержанных.

Низкорослый обшарил карманы Проворнова, достал пачку сигарет и, повертев ее под лучами карманного фонаря, сказал высокому:

— Марихуана.

Машина подъехала к темному зданию. Проворнова повели по длинному, плохо освещенному коридору. Он кончался массивной дверью, которую высокий отворил толчком ноги.

В большой комнате за столом Проворнов увидел толстого, с низким лбом и коротко стриженными рыжеватыми волосами мужчину.

— Задержан за торговлю наркотиками, шеф, — передавая толстому мужчине паспорт Проворнова и пачку сигарет, доложил высокий.

— Я протестую, я ничего не сделал дурного! — воскликнул Проворнов.

— Составьте протокол, — приказал шеф.

— Я требую, чтобы меня соединили по телефону с посольством! — заикаясь от волнения, сказал Проворнов.

— Сейчас оформим протокол, а потом звоните куда угодно! — оборвал его шеф.

Протокол был составлен быстро. Проворнов от подписи отказался.

— Это провокация, я буду жаловаться на ваш произвол! — возмущался профессор.

— Он к тому же еще и пьян! Надо пригласить врача для освидетельствования, — предложил высокий и вышел из комнаты.

Вскоре он вернулся с горбуном в белом халате, и тот, даже не взглянув на профессора, принялся писать заключение.

— Теперь можете звонить в свое посольство, — пододвинув телефон, насмешливо заявил шеф.

Проворнов не шевельнулся.

— Что теперь со мной будет, боже мой! — в отчаянии воскликнул он.

Шеф вежливо козырнул и вышел вместе с горбатым доктором. Проворнов услышал, как щелкнул дверной замок.

Полуживой профессор закрыл глаза и забылся. Из оцепенения его вывел Смит.

— Господин профессор, господин профессор, что вы наделали? Я сбился с ног, разыскивая вас!

Проворнов бессмысленно смотрел на Смита, не понимая, о чем тот спрашивает.

— Знаю, знаю! Очень неприятная история. Шеф показал мне протокол. Конечно, обвинение в торговле марихуаной абсолютно не убедительно, но то, что ее нашли у вас в кармане, — это скандал! — осуждающе качая головой, говорил Смит.

— Что мне теперь делать? — со слезами на глазах сказал Проворнов.

— Прежде всего вам надо выспаться, — щелкая зажигалкой, заметил Смит и натужно улыбнулся.

— Я арестован, — обводя взглядом комнату, ответил Проворнов.

— Вы свободны, я все уладил. Мне обещали никому не сообщать об этой истории, но поручиться не могу, джентльменов теперь мало, — закончил Смит, сопровождая Проворнова к двери.

Сергей Иванович Рудаков сидел с провожавшим его сыном в маленькой комнатке начальника аэропорта, стены которой были завешаны картами авиационных маршрутов, и внимательно прислушивался к аэродромному радио.

— Граждане пассажиры, рейс номер семьсот один задерживается по метеорологическим условиям, — прохрипел динамик и замолк. В комнатке вновь установилась глухая тишина.

— Отец, зачем летишь на Кварцевый? — спросил Валентин, надкусывая яблоко. — Ведь твоя епархия — город Зареченск.

Сергей Иванович прошелся по комнате, с тревогой посмотрел в окно: над мокрым взлетным полем неподвижно висела серая ватная туча.

— Как член бюро обкома партии, я получил задание: посмотреть, как идет экономический эксперимент на Кварцевом руднике. Степанов написал в обком партии, многие вопросы у него решаются туго, просит помощи. Ну, а меня, видишь ли, горные дела по-прежнему интересуют… А вот тебя, сынок, к моему огорчению, не очень.

Валентин бросил недоеденное яблоко в корзину и, сложив руки на груди, приготовился к объяснению, которого ждал уже несколько дней.

Валентин не терпел отцовских нравоучений, сводившихся, как он считал, к тому, что лучше быть хорошим, чем плохим, что его забота лишь отлично учиться, а не лоботрясничать, набираться знаний для последующей активной работы на благо человечества. Не раз отец напоминал ему, что свою жизнь начинал с шахты, голодал, холодал, воевал, чтобы ему, Валентину, и ему подобным молодым людям не пришлось познавать на практике, почем фунт лиха. Все это Валентин уже знал из многих других источников. Иногда ему становилось жалко отца, похоже, что и отцу не так уж легко и весело было пережевывать эту жвачку. Валентин видел, как отец мучился, пытаясь сказать хоть что-то новое, уйти от набивших оскомину фраз.

— Наверно, я сам виноват, что не сумел привить тебе любовь к нашей семейной профессии. По-моему, ты знаешь, что и дед твой был шахтером… (О деде-шахтере Валентин слышал от отца по меньшей мере уже раз двадцать.) Вот Степанову повезло: его Светлане такие нравоучения не нужны…

Валентин собрался было ответить, что и ему они не помогают, но сдержался. И вправду, Светлана совсем другая… Он помнил ее, девочку с косичками, еще по Южному прииску. Потом они разъехались в разные стороны. Степанова перевели на Кварцевый, а Рудакова послали на партийную работу. Виталий Петрович стал появляться в доме Рудаковых, когда бывал в командировке в Зареченске. И вот однажды привез с собой Светлану: она собиралась держать экзамены в Политехнический институт. Валентин уже сдавал туда экзамен, но провалился на сочинении и год после этого просто проболтался — вечерами занимался на курсах по подготовке в институт, а днем играл в заводской команде в футбол.

Светлана готовилась к экзаменам серьезно. Стал заниматься с нею вместе и Валентин. Экзамены они сдали, Светлана прошла по конкурсу, он же не добрал одного очка. Но зачислен был тоже: за футболиста ходатайствовала кафедра физкультуры. Наверное, и положение отца сыграло свою роль… Светлана пошла на геологоразведочный факультет, Валентин — на инженерно-физический: там был значительно меньше конкурс. Через год и он перебрался на геологоразведочный: на инженерно-физическом заниматься было трудно, заедали математика и физика, приходилось сдавать зачеты по нескольку раз.