Георгий Лезгинцев - Рудознатцы

Сквозь дверную щель тянуло запахом каменного угля и жареного мяса. Он достал из тумбочки бутылку молока, румяную шанежку и, отпивая из горлышка, принялся наспех завтракать. Правильно он сделал, что поселился в общежитии, а не принял предложение Степанова остановиться у них! Так свободней дышится, сам себе хозяин… Жаль, что нет сейчас здесь Светланы… Что ей понадобилось именно в это время ехать на целину! «Комсорг строительного отряда». Подумаешь!.. Да, может, это к лучшему: меньше проработок…

Он поглядывал в окно и радовался хорошему дню: сегодня можно будет порыбачить в свое удовольствие…

Работа у него на практике несложная: взять пробы из разведочных шурфов гидравлических разрезов, отбить границы промышленного контура, следить за тем, чтобы не перемывалась зря пустая порода. Помогал он и на горных работах — мониторил, взрывал, бурил. Словом, работа эта ему нравилась.

Валентин выскочил на улицу и, на ходу застегивая ворот куртки, побежал без дороги, держа курс на взметнувшуюся в небо стрелу гигантского экскаватора, маячившего теперь над всей таежной округой. Все нарастал веселый гул гидравлики, и парень бежал навстречу ему все быстрей и быстрей. Запыхавшись, он остановился у подножия поросшей лесом горы и огляделся.

В глубоком разрезе прежде всего заметил водяные пушки — гидромониторы. Серебряные струи воды с гулом и свистом вылетали из жерл орудий, с силой вонзались в желтый забой: они разрушали породу, а потом гнали ее на обогатительный шлюз, на котором из песка извлекали золотины.

Подбежав к гидромонитору, Валентин поспешно отвернул штурвал задвижки, включил воду: следовало побольше обнажить забой перед опробованием. Натянул на себя длинный, не по росту резиновый плащ, нахлобучил на голову капюшон и начал мониторить: у него задорно блестели глаза, когда он нажимом кнопки автоматического устройства разворачивал водяную пушку и направлял упругую струю прямо в грудь красноглинистого забоя. Вруб ширился и углублялся, и наконец добрая сотня кубометров породы сползла к ногам Валентина. Он почувствовал в себе такую богатырскую силищу, что не удержался от радостного вопля:

— О-го-го-го!..

Он и не заметил, как, хлюпая болотными сапогами по мелкой воде разреза, к нему подошли Степанов и начальник участка Пихтачев. Они были в мокрых брезентовых куртках и белых фибровых касках. Виталий Петрович молча кивнул Валентину и, отойдя подальше от водяных брызг, присел на толстую железную трубу, по которой шла вода в гидромониторную установку. Пихтачев с понурой головой последовал за ним. Но рядом не сел, а, переступая, месил глину болотными сапогами…

— Вроде бы решили работать по-новому… а ты… по-старому туфту гонишь?! — громко возмущался Степанов, водя пальцем по исписанному листку в карманной книжке. — Ты отчитался за прошлый месяц в двадцати тысячах кубометрах. А контрольный маркшейдерский замер показал у тебя всего двенадцать тысяч. Это как прикажешь понимать? Про Указ Верховного Совета об уголовной ответственности за приписки помнишь?.. В тюрьму захотел?..

Пихтачев только виновато сопел.

— Вот почему у тебя содержание золота в песках на сорок процентов меньше разведочного выходит, зато рабочим чуть ли не по две нормы выводишь в отчетах! Ничего не скажешь: герой с дырой!..

Пихтачев хорошо знал, что вспыльчивому Виталию Петровичу лучшего всего дать выговориться.

— Если у тебя в кармане десятка, а ты будешь меня уверять, что четвертная, богаче от этого ты не станешь, — уже тише заговорил Степанов. Закурив, он решительно заявил: — Под суд отдавать тебя не буду. Но с работы выгоню. Ко всем чертям собачьим! Чтобы другим туфтить неповадно было!

Пихтачев наклонил голову набок, часто замигал выцветшими ресницами и тяжело опустился на холодную, влажную трубу.

— Я ведь все как лучше думаю… а ты истоптать меня задумал! Деньги-то народу по инструкции платят за промытый кубаж, а не за намытое золото, — тихо напомнил он и глубоко вздохнул.

Степанов сумрачно смотрел на растерянного, ставшего сразу жалким, пришибленным Пихтачева и думал о том, что, конечно, погорячился… Пихтачев виноват, и его наказать следует. Но нужно ли выгонять с работы?.. Он бескорыстен, не нажил себе палат каменных, ютится по общежитиям, а все его имущество при нем… Только у молодца и золотца, что пуговка оловца. А ловчил ради других, ради, как понимал он, дела! Вместо Пихтачева придет другой, он будет зависеть от тех же положений, которые заставят его так же ловчить и обманывать. Значит, дело не в Пихтачеве, потребителе «запретных плодов», а в самом змее-искусителе… все в той же злополучной инструкции! Это по ней так получается, что важны не урожаи, а отчеты об урожаях, не своевременная доставка грузов потребителям, а тонно-километры, не золото, а промытый кубаж… Пришло время не сетовать, а действовать! Будем платить за извлеченное золото! А кубажа пусть гонят меньше… Содержание драгоценного металла повысится, уменьшатся его потери, возрастут прибыли.

Степанов достал записную книжку и открыл заветную страницу, на которой заносил условным шифром суточную добычу руды, песков и золота по каждому объекту комбината. По горизонтали значились карьер, обогатительная фабрика, гидравлика, драга (здесь пока отмечались вскрышные работы), а по вертикали дни месяца. Первый столбец, обведенный красным карандашом, был принят за сто процентов и относился к последнему месяцу, перед введением новой экономической системы. Цифры колебались, но все они были выше ста. В последнюю декаду стабилизировались на ста тридцати, а гидравлика даже на ста тридцати пяти процентах, при сокращении числа рабочих на семьдесят человек.

Себестоимость за прошлый месяц снизилась на шестнадцать процентов за счет экономии материалов и топлива, а фонд предприятия вырос на десять процентов. Работаем, выходит, не плохо, и пихтачевский вклад здесь тоже есть.

Бросив окурок и затоптав его в глину, Степанов строго погрозил Пихтачеву пальцем:

— Тебе, туфтачу, объявлю в приказе выговор с последним предупреждением! И введу новый порядок оплаты труда: прогрессивку будете получать не за кубаж, а за извлеченный металл. Ясно? Выброси со шлюзов все чугунные трафареты, ставь везде самородкоуловители. Сокращай потери золотишка!

С этими словами Виталий Петрович направился в березовую рощицу, где щипал траву стреноженный вороной конь.

Когда фигура директора скрылась за деревьями, радостный Пихтачев, словно он получил не взыскание, а стотысячный выигрыш по лотерейному билету, вернулся к Валентину. Попыхивая в прокуренную трубку, он постоял, оценивающе посмотрел на обрушенную породу и громко, стараясь перекричать шум монитора, спросил: